Книга Российско-греческие отношения в XX веке. Очерки - Татьяна Васильевна Никитина

происхождения»[138]. В 1926 г. она обсуждалась в Афинах при участии Руфоса, секретаря Лиги Наций Друммонда и английского посланника в Греции Перси Лоррена. В противовес этой идее министр иностранных дел Югославии Нинчич провозгласил другой лозунг, инспирированный Францией. То была известная формула: «Балканы для балканских народов»[139]. На всё это А. Папанастасиу возразил лишь одним, что «сами балканские державы стремятся к своему освобождению от империалистических влияний государств Европы»[140], аргументируя это составом будущей Балканской конференции, куда входили представители общественно-политических кругов всех балканских стран. Идея интеграции балканских стран перекликалась также с установкой греческого правительства на то, что «Греция не вступит в комбинацию, служащую интересам, выходящим за пределы балканской политики»[141]. Однако советские дипломаты считали, что при происходившем в Европе изменении соотношения сил и при венизелистской политике балансирования нельзя говорить о неизменности установок внешней политики Греции[142].

Весной 1930 г. в греческом парламенте началось обсуждение вопроса о ратификации торгового соглашения между СССР и Грецией. Отношение к нему депутатов было неоднозначным, с резкой критикой договора выступил лидер «Республиканского Союза» Завицанос. Он заявил, что этот договор призван служить прикрытием пропаганды агентов Коминтерна, защищённых дипломатическим иммунитетом Торгпредства»[143].

Речь Завицаноса вызвала ироническую реплику Э. Венизелоса, заметившего, что, по-видимому, депутат Корфу предпочитал бы самое простое, то есть разрыв отношений Греции с СССР. Но самую обстоятельную отповедь противникам конвенции, как это ни странно, дал министр иностранных дел Михалакопулос (Михалакопулос более всех придерживался антисоветских взглядов – Т. Н.). Михалокопулос заявил, что греческое правительство предпочло последовать примеру Франции, Англии и Италии, которые мирятся с советским режимом во имя слишком реальных выгод, даваемых им торговым обменом со страной Советов. Для Греции выгоды эти заключаются в том, что, прежде всего, её торговый флот используется для нужд советского вывоза и ввоза. Кроме того, снабжаясь по сравнительно доступным ценам предметами первой необходимости, вывозимыми из СССР, Греция избавляется от необходимости закупать их целиком за границей. При её пассивном торговом балансе это представляет немаловажное преимущество. Что касается пропаганды, то Михалокопулос заявил, что ни полпредство, ни торгпредство к ней не причастны[144].

После первого чтения в парламенте законопроекта о ратификации, движение его внезапно приостановилось. Причиной тому послужили размах антисоветской кампании, массовые жалобы грекоподданных в СССР на применение к ним политики раскулачивания, а также аресты видных деятелей компартии, всколыхнувшие обывательскую ненависть к большевизму[145]. Когда советский полпред Потёмкин, который в 1930 г. сменил на этом посту Устинова, указал Э. Венизелосу на критическое положение в связи с замедлением ратификации торгового договора, Венизелос приказал немедленно поставить ратификацию в порядок дня работы парламента. Через день законопроект прошёл сразу вторым и третьим чтением без единого замечания со стороны депутатов. После этого он был передан в Сенат, где и был проведён в один день во всех трёх чтениях[146]. Торговый договор между СССР и Грецией был ратифицирован.

В конце 1930 г. министр торговли и промышленности Греции заявил, что использование греческого торгового флота для нужд советской торговли превысило все предположения и обнаруживает стойкую тенденцию к дальнейшему расширению. В этой области связь СССР с Грецией следует признать весьма прочной.

Возросло потребление советского угля. В достаточной мере удовлетворялась потребность Греции в советском хлебе, который раньше она вынуждена была покупать за границей по более высоким ценам. Причём часть советского хлеба шла на удовлетворение потребностей греческой армии. Э. Венизелос отмечал, что советским хлебом можно было бы накормить всю Грецию. Ведь в довоенное время она питалась почти исключительно хлебом из России. Качества его общеизвестны. По вкусу греки предпочитают русский хлеб из твёрдых сортов пшеницы всякому другому[147].

Для советского экспорта греческий рынок представлял серьёзный интерес из-за своей близости к производящим районам СССР и сравнительной дешевизне транспорта из портов Чёрного моря в Грецию. Несмотря на прогрессирующий экономический кризис и обнищание населения, Греция продолжала поглощать значительное количество импортных товаров. При населении в 7 млн на одного человека приходилось в 1929 г. импортных товаров на сумму до 2000 драхм (это 50 руб. золотом)[148]. Будучи страной, слабо развитой экономически, Греция ввозила почти все, как сельскохозяйственные, так и промышленные товары. Существенно то, что греческий рынок издавна привык потреблять русские товары и некоторым из них он отдавал решительное предпочтение. Тем не менее удельный вес СССР в общем импорте в Греции был незначительным. Так, в 1929 г. он составлял 1,5%, а в 1930 г. – 2,1%. Следовательно, благоприятные условия греческого рынка использовались недостаточно.

Однако уже к концу 1930 г. в структуре советского экспорта в Грецию произошли существенные изменения. Увеличился промышленный экспорт. Несмотря на конкуренцию со стороны Англии, ввоз угля из СССР за год увеличился почти в 1,5 раза (210 тыс. тонн; это 27% годового потребления Греции). Советское торгпредство планировало увеличить ввоз ещё в два раза, что составило бы 45% годового потребления страны[149].

Более дешёвая, чем в Англии и Германии, каустическая и кальцинированная сода в СССР покрывала 50% всего импорта в Греции. Греки оказали предпочтение советским ниткам, английской фирме «Коте» пришлось ретироваться с торгов. Греческий рынок потреблял в большом количестве советские рыбо-икорные товары. Увеличился ввоз из СССР леса на сумму до 15 млн руб. в год (в 1929 г. – только на 30 тыс. руб.)[150].

Особенно много СССР продавал в Грецию хлеба; в 1930 г. за один квартал было продано 53 % импортного хлеба, потребляемого страной за трёхмесячный срок. Коммерческий оборот торгпредства за 1930 г. выразился в следующем: экспорт – 510 тыс. 486 ф.ст., импорт – 97 тыс. 380 ф.ст. По сравнению с 1929 г. торговый оборот за 1930 г. возрос на 50%.

Но главным всё же оставался фрахт греческих судов для торговых перевозок СССР, что оказывало как экономический, так и политический эффект для Греции; это рабочие места, снижение социальной напряжённости. Неоднократно греческий премьер отмечал, что СССР является «хорошим клиентом» его страны[151].

Даже тогда, когда американцы предложили свой хлеб Греции на весьма выгодных условиях, греческий премьер зарезервировал часть хлебного рынка для СССР (примерно 1/3 от общего импорта). При встрече с советским полпредом В. П. Потёмкиным Венизелос объяснил это следующим образом: «Вы, люди Советского Союза, рвёте с прошлым и не считаете для себя обязательным его традиции. Мы – дело другое. И греческое правительство, и я сам – мы никогда не забываем и не забудем, что мы слишком тесно были связаны с великой страной, именуемой Россией, и что эта страна оказывала нам могущественную поддержку в самые трудные моменты