Книга Ты все, что у меня есть - Марина Крамер

от меня? – это было сказано так запросто, словно он просил сигарету принести или кружку подать.

– А по морде? – тихо поинтересовалась я.

– Я серьезно. Мне жалко тебя, девочка, ты хоронишь себя заживо уже долгое время, нельзя так…

– Я похоронила бы себя тогда, в ущелье, если бы не вытащила тебя. И не смей даже заикаться об этом еще раз, наглец! – заорала я. – Хорошо ты устроился, и сам себя жалеет теперь! А обо мне ты подумал? Или, как обычно, не успел?! Я никогда не говорила тебе, что пережила там, на дороге, когда ты упал, а я не могла пробиться к тебе до тех пор, пока снайпер пулеметчика не снял, да и не надо тебе знать! А ты позволяешь себе говорить ужасные вещи, Леша, ужасные! Никогда больше, ты слышишь?!

Кравченко молча поцеловал мои руки, долго не выпуская их из своих горячих ладоней, потом сказал:

– Нужно продать мою хибару. Конечно, если ты не передумала жить со мной.

Господи, могла ли я передумать?! О чем он вообще спрашивал?

– Я подумала об этом, но нужна доверенность, мы ведь не зарегистрированы с тобой.

– Я поговорю с врачом. И про регистрацию… не хотел говорить, да ладно. Завтра утром из ЗАГСа сюда женщина приедет, Рубцов договорился…

Я завизжала так, что в палату влетела дежурная сестра:

– Алексею Петровичу плохо?

– Нет, Алексею Петровичу хорошо, – улыбнулся Леха, глядя на меня – я кружилась по палате и была совершенно счастлива.

…Назавтра мы официально поженились. Рубцов привез кольца и подарок мне – пулю на золотой цепочке. Пулю, вынутую из тела моего мужа. Они с Леной были свидетелями, а вечером, объединив усилия, они втроем заставили меня пойти на встречу выпускников, наказав напиться как положено. Не скрою, наряд пришлось покупать на одолженные у Юльки деньги, и вместе с ней мы выбрали простое темно-синее платье, прямое, с высоким воротником-стойкой и юбкой чуть выше колена и к нему – туфли на тонкой высокой шпильке.

– Юлька, я ногу в них сломаю, вот точно тебе говорю! – смеялась я, пошатываясь на непривычно высоких каблуках.

– Не сломаешь! Хватит в армейских ботинках рассекать! Не воюешь ведь уже! – бескомпромиссно заявила Юлька, оглядывая меня со всех сторон. – Ох, Марьянка-Марьянка, испортил тебе жизнь твой капитан – такую девку заживо в госпитале гноить!

– Заткнись, а? – отрезала я. – Не смей никогда говорить об этом со мной!

– Ну, ты даешь, Стрельцова! Аж искры из глаз! Любовь, что ли?

– Тебе, боюсь, не понять!

Юлька подвезла меня к ресторану на своей машине, я вышла и впервые пожалела, что дала себя уговорить – зачем я здесь? Мои окрутевшие одноклассники подкатывали на шикарных авто, девчонок подвозили мужья или любовники. В нашем классе всегда любили такую показуху, еще со школы я это помнила. Ладно, поиграем в ваши игры для разнообразия, хотя видит бог, как я не люблю этого, как ненавижу показуху и пустую браваду.

В зале были накрыты столы, все расселись, выпили – и понеслось! Кичились, кто чем – престижной работой, удачной карьерой, богатым мужем или щедрым любовником… да мало ли, чем. Такой маразм! И тут ведущая всего этого бреда, признанная классная красавица Любка Инокентьева, ныне – жена директора крупного банка, заметила, наконец, меня.

– А сейчас давайте, мои дорогие, послушаем Марьяну Стрельцову, неведомо где пропадавшую с самого выпускного вечера! Давай, женщина-загадка! – она протянула мне микрофон.

Я взяла этот набалдашник, встала во весь рост, за столами зашушукались одноклассники. Глядя прямо в глаза излучающей человеколюбие Любке, я четко и громко произнесла:

– Для тех, кто плохо помнит – я Марьяна Стрельцова, старшина медицинской службы, фельдшер третьей роты отдельного десантного батальона. Замужем, муж – капитан Алексей Кравченко, находится в госпитале после тяжелого ранения, полученного в ноябре прошлого года в Шатойском ущелье Чечни. Детей нет. Все, – я бросила микрофон Любке и села на место.

В зале повисла гробовая тишина, я невозмутимо отхлебнула вино, оглядывая своих одноклассников – народ опешил. И тут раздался голос нашего местного журналиста Димочки Ленского, звезды и просто писаного красавца, увивавшегося за мной класса с седьмого:

– Ну, ты стебанулась, Стрельцова! Браво, дорогая! – звезда прессы зааплодировала. – У самой, небось, частная клиника, муж-олигарх, а она нас всех, как кроликов, тут развела!

Что тут началось… Все орали, смеялись, аплодировали…

– Молодец, Марьянка, всех уделала!

– Браво! – кричала Любка. – Ты все такая же авантюристка, Марьянка!

Я молча встала и пошла к выходу, за мной рванул Ленский, догнал уже на улице:

– Марьян, ну, ты чего? Пошутила – и хватит! Удалось же, чего в бутылку лезешь?

– Димуля, растворись! – попросила я.

– Не понял… – он взял меня под руку.

– Что непонятного? Я сказала чистую правду, я действительно фельдшер.

– Да ладно! – ахнул Ленский. – Ну-ка, ну-ка, поподробнее! – он потянул меня за рукав пальто в сторону скамьи, но я вырвалась:

– Обойдешься!

– Нет, погоди – реально, фельдшер, что ли?

– У тебя со слухом что-то?

– Слушай, погоди, поверить не могу – ты действительно в Чечне была? – он достал сигареты, закурил. – Это ж какой сюжет, Марьяна!

– Какой тебе еще сюжет? – разозлилась я.

– Стой, Марьяна, куда ты? У меня тут идейка возникла…Знаешь, меня в Москву приглашают, на один из центральных каналов, так с этим материалом я враз в гору пойду! – возбужденно говорил Димочка, затягиваясь сигаретой и блестя глазами.

– И я при чем здесь?

– Как при чем? Как? Я сниму о тебе фильм, документальный, прикинь?! Ну, уговор?

– Нет! – я повернулась и пошла на остановку, но Ленский меня догнал:

– Да погоди ты! Давай обсудим!

– Я ничего не буду обсуждать с тобой. Это только моя жизнь, и тебе в ней места нет, и карьеру на моих костях ты тоже не построишь. Так что отвали по-хорошему, я контуженая, могу врезать.

– Давай я тебя хоть до дому довезу, у меня машина! – взмолился он, поняв, что дальнейшее обсуждение просто не имеет смысла.

– Ладно, только мне в госпиталь, за парком, знаешь?

– Да. А там что? – поинтересовался Ленский, открывая дверку новенькой «ауди».

– А там – кто. Муж.

– Значит, и про это не стебала? – вмиг став хмурым, проговорил Ленский, выруливая на освещенную трассу.

– Дурак ты. Таким не шутят.

Я плотнее запахнула пальто и поежилась – в туфлях и тонких колготках было холодновато, я вообще постоянно мерзла, это осталось еще из Чечни. Ленский заметил это и включил печку. Ехали молча – да и о чем говорить, когда единственная общая сейчас тема мне была неинтересна. Ленский закурил, чуть приоткрыв свое окно.

– И что, твой муж