Книга Служу Советскому Союзу 4 - Василий Высоцкий

Карандаша! – бухнул ещё раз в дверь Зинчуков.

За дверью притихло. Я почувствовал, как нас сканируют сквозь дверной глазок. Да, у этой двери был глазок!

Это в моём времени редкая дверь обходится без глазка, только если с камерой и домофоном, а вот в начале семидесятых глазки только начали появляться. И их продавали отдельно от двери, а в самом дереве делали отверстие для этой диковинки.

После изучения нас в тишине, за дверью раздалось позвякивание и пощелкивание. После этого дверь открылась и на нас уставилось скуластое лицо патлатого человека. Хозяин лица был в майке-алкоголичке, обнажающей руки и плечи, на которых синели наколки различного характера.

Я не большой знаток уголовных художеств, но пару наколок знал. В частности, наколку в виде гроба на предплечье – обозначение «мокрушника». То бишь этот человек кого-то уже убивал в своей жизни. Может быть, даже не сожалеет об этом.

По крайней мере то, что он находился в наркопритоне вряд ли могло указывать на его стремление к спокойной жизни.

– Заваливайтесь, – буркнул он и посторонился.

Мы прошли в квартиру. Встречающий посмотрел за дверь, взглянул вверх-вниз и потом запер дверь, обклеенную изнутри изображениями полуголых красоток из иностранных журналов.

– Туда, – кивнул он в сторону комнаты из которой доносились звуки музыки. – Можете не разуваться.

Мы протопали по вытертому тысячами подошв паркету. В квартире пахло чем-то химическим, словно тут пролили реагенты из школьной лаборатории. По стенам коридора висели такие же выцветшие картинки из журналов, какие были на двери. Похоже, что таким образом хозяин решил вопрос с обоями.

В комнате на потертом диване сидел смуглый мужик в сером халате. Он словно сошел с карикатуры про грузин, как их изображали в «Крокодиле». Только кепки-аэродрома не хватало для блестящей лысины, чтобы дополнить образ. А так присутствовал и нос баклажаном и щеточка усов. Лицо было покрыто рытвинами оспин и от этого напоминало поверхность Луны.

Рядом с ним сидела блондинка лет тридцати в красноватой блузке с блестками и синей юбке в сборочку. Блондинка была такая лохматая, словно сквозь неё полчаса пропускали ток. Она медленно перевела взгляд с экрана телевизора, на котором показывали фильм «Мистер Икс» на нас. После этого она снова уставилась в голубой экран. В её глазах было не больше осмысленности, чем в глазах кильки в томатном соусе.

Как раз в это время Георг Отс начал исполнение своей известной арии «Мистера Икс»:

– Снова туда, где море огней. Снова туда с тоскою своей…

Ещё двое подозрительных личностей сидели на стульях у накрытого стола. На столе была нехитрая закуска из огурцов, помидоров, открытых банок с консервами, картошки в мундире. Также стояли бутылки с водкой и пивом. Похоже, что встречу Нового года начали задолго до боя курантов.

В комнате висели грязно-желтые шторы, со стены пялился буро-малиновый ковер. Свет лампы под пыльным абажуром изо всех сил старался пробиться сквозь клубы сигаретного дыма. Да, получалось плоховато, но всё равно получалось.

На полу у дивана я заметил тощего одноглазого кота. Его шерсть была разного цвета. Да-да, разного, начиная от природного серо-перепелесого и заканчивая зелеными и фиолетовыми пятнами. Кто-то решил подбавить животинке радостных моментов жизни. Кот взглянул на меня оставшимся глазом, после фыркнул и спрятался под диван. Только кончик хвоста остался торчать.

– Добрый день, многоуважаемые! С наступающим вас Новым годом, – поднял руку Зинчуков. – Веселенькая у вас квартирка.

– Гавари, чиго пришэл? – с характерным акцентом бросил сидящий на диване Гога Рябой.

– Хотел затариться у вас хорошим настроением и боевым духом! Мы же по адресу?

– Дэньги?

– Нам на двоих нужно, поэтому…

– Дэньги! – более требовательно произнес хозяин квартиры.

Зинчуков вздохнул, как будто сожалея о несовершенстве этого мира, а потом прошел к дивану и без стеснения плюхнулся на него.

– Кто-то мне говорил, что грузины очень гостеприимный народ. А ты мне ни стакана не предложил, ни на поздравление не ответил. Заставляешь думать, что обманывают те, кто говорил о грузинском гостеприимстве.

– Балтаишь слишкам многа! Давай дэньги, бэри тавар и вали! – рябое лицо начало краснеть.

– Ладно-ладно, не кипятись, а кто крышечка может сорваться, – поднял руки Зинчуков. – На самом деле я хотел не только товар взять. Мне интересно – под кем ходишь Рябой?

– Что? – лицо Гоги ещё больше покраснело.

Я заметил, что двое сидящих подтянули к себе лежащие на столе ножи. Патлатый, что остался позади, тоже доверия не внушал, поэтому я сделал шаг вперёд и чуть в сторону, чтобы не подставлять спину под удар.

– Кто тебе защиту даёт, Гога? – чуть ли не по слогам проговорил Зинчуков.

– Мэнт? У мэня с мэнтами всё на мази! – прорычал Гога.

– Нет, не из доблестной милиции, – покачал головой Артём Григорьевич. – Я оттуда, где вашего брата очень не любят. По сравнению с милицией, мы как тигры против кроликов.

– А нэ баишься, тыгр, что тэбэ все бэлые палоски красным закрасят? – Гога стрельнул глазами в сторону сидящих.

– Нет, не боюсь. Мы же с миром пришли, Гога. Хочу с миром и уйти. Тебе денег за это нужно? Я дам денег. Даже трогать вас не будем…

– Чего ты чешешь, фраерок? – сипло проговорил один из сидевших за столом. – Ты нас за сук принял? Чтобы мы корешей сдавали?

– Друзья, не будем нагнетать обстановку. Всё-таки Новый год на носу. Мы пришли сюда с хорошим настроением, не надо нам его портить. Да и вам его портить не с руки. Мы просто спросим, послушаем и уйдём. Неужели вы думаете, что тот, за кого вы мазу тащите, будет за вас также ответ держать? Он совсем недавно своему подельнику из обреза мозги по салону самолета разбрызгал, а вы говорите.

– Ты пакупать ничэго не будишь? Тагда иди, дарагой. Па харошему, как ты хочишь, иди. Мы дажэ тэбя рэзать нэ будим. Новый год же… – проговорил Гога, с лица которого понемногу начала уходить краска.

Да, судя по его лицу, он понял, что мы непростые люди. Слишком уж мы уверенно держимся, слишком спокойно задаем неприятные для слуха вопросы. И реакции у нас очень спокойные. А ведь он видел, что мы заметили, как сидящие взяли ножи. Наша реакция выбивалась у него из его понимания. Гога каким-то звериным чутьем чувствовал, что трогать нас пока не нужно. Возможно, он