Книга Жизнь в столице - Валентина Савельевна Нагинская

светились фонари. Мысль о гостиницы почему-то не возникла, я даже не размышляла, хватит ли мне денег на номер. Решила найти общежитие Университета, о котором рассказывал один из наших русских стажёров. На улицах не было ни души, адреса я не знала и могла только надеяться на отрывочные данные из рассказа, который я слушала не внимательно. Вывески мне тоже бы не помогли, во-первых, они на совершенно непонятном финском языке, а во-вторых, их там принято делать незаметными. Однако каким-то чудом общежитие я нашла, позвонила в дверь и участливая дежурная в 4 часа ночи начала звонить в Хельсинки, а потом поселила меня в гостиницу.

В гостинице я упала на кровать и проснулась около 12 часов дня, чему никак не могла поверить, потому что за окном была ночь. Оулу находится примерно в 200 км от Северного полярного круга и зимой там темно даже днём. Я чуть было не проспала встречу с местными архитекторами в ресторане, куда они меня пригласили, и где планировали «есть маленьких рыбок».

Вечером Матти Мяккинен пригласил меня в дорогой ресторан на ужин, и по дороге у меня наполовину оторвалась подошва на сапоге. Так я и пошла в ресторан, хлопая на каждом шагу. Так потом ходила по городу и вызывала, вероятно, всеобщее недоумение. Конечно, надо бы немедленно купить сапоги, времени на магазины у меня не было. Я переходила из фирмы в фирму, с которыми договаривалась заранее, к тому же новые сапоги лежали у меня в чемодане в Хельсинки.

С сапогами в Финляндии у меня была целая история. Те, в которых я приехала, начали тут же протекать, а погода была холодная и на дорогах снеговая каша. Я попросила Виталия по телефону прислать мне другие с проводником. Им было запрещено что-либо передавать, но Виталию кое-как удалось уговорить одного проводника и сапоги быстро ко мне прибыли, и у этих-то привезённых (тоже, кстати, финских) оторвалась подошва в самый неподходящий момент.

Впрочем, на новые сапоги денег я не потратила ни копейки. Один из архитекторов пригласил меня осмотреть запроектированную им фабрику эксклюзивной обуви. Директор фабрики после экскурсии привел меня и сопровождающую меня девушку-архитектора в выставочный зал выпускаемого ассортимента и предложил нам обеим выбрать то, что нам понравится. Девушка чуть не завизжала от счастья и взяла меховые сапоги, которые, как она потом призналась, что никогда бы не смогла купить из-за их высокой стоимости. А мне показалось неудобным брать такие дорогие, и я выбрала демисезонные по типу техасских сапожек медового цвета. Позже увидела их в витрине с надписью «модель сезона» и такой ценой, что ужаснулась. Вот так, хотела продемонстрировать свою скромность, а показала жадность.

Там же у меня произошёл ещё один запоминающийся эпизод. В гостях у вышеупомянутой девушки я зашла в туалет, но выйти из него мне так долго не удавалось, что я чуть не опоздала на поезд в Хельсинки. Замок туалета был старинный и меня не предупредили, что им нельзя пользоваться. Я вообще плохо справляюсь с любой техникой и советы по открытию, слабо доносившиеся из-за толстой двери (дом был старой постройки), тоже не помогали, потому что я не знала этих слов по немецки.

Результатом поездки в Финляндию был большой материал, достаточный для написания книги. Я оформила заявку, получила хорошие отзывы, но на каком-то этапе дело всё-таки затормозилось. Вместо книги я написала большую статью со многими иллюстрациями работ моих знакомых в весьма престижном журнале «Архитектура СССР», который получали и все финские архитекторы.

5.3. В Веймарской Высшей Школе Архитектуры и Строительства

Я называю вузы так, как они именовались в описываемое время. Сейчас он называется «Государственная высшая школа строительства и формообразования (Баухаус)». С эти вузом у нашего института был тесный контакт, благодаря дружбе двух секретарей партийных организаций: Л.Ф. Шубина и Бернда Грёнвальда. В первую же поездку туда я тоже подружилась с Берндом и его прекрасной женой Марлис. Бернд был очень интеллигентным, приятным, открытым человеком и, в то же время, искренним апологетом социализма и коммунизма. Он всегда устраивал для меня прекрасные приёмы, поездки по городам страны и разные увеселительные мероприятия. Однажды он встретил меня с орхидеей, и она простояла в моей комнате весь срок моего пребывания в ГДР, месяц или

полтора. Бернд и Любим Фёдорович организовали частную поездку для сотрудников института с семьями, что было в то время редкостью. Мы с Виталием тоже ездили по этой программе, правда, отдельно от всего коллектива. Семья Бернда с тремя сыновьями приезжая в Москву, всегда бывала у нас в гостях, очень хвалили мою еду и любили чёрный Бородинский хлеб. Жили они в самом прекрасном месте Веймара, в парке вдоль реки Ильм, в доме, который построил

знаменитый архитектор Муха, один из основателей стиля «Баухаус». Бернд самостоятельно восстановил его в первозданном виде, и в центральном двухсветном помещении организовал музей с оригинальными артефактами того времени. Он 1974 г. С семьёй Грёнвальд, я слева периодически проводил конференции по Баухаусу, приглашал всех известных участников этого движения. Я тоже приглашалась, как представительница современной новации в проектировании: использовании компьютеров. Так мне довелось увидеть некоторых уже очень старых участников Баухауса.

Во дворе этого дома Грёнвальды устраивали вечеринки для командированных в Веймар зарубежных коллег из социалистических стран. Готовилось ведро салата, в этом я принимала участие, какие-то мелкие закуски. Столы располагались в саду, народ мог подкрепляться, свободно знакомиться и общаться. Удалось мне побывать и в Штази, где я присутствовала на защите докторской диссертации Бернда, вход куда был по заранее заказанным приглашениям. По пути на защиту произошло небольшое происшествие: на дорогу неожиданно выехала женщина с коляской, водитель резко повернул и врезался в столб. Я сидела на переднем сидении и врезалась головой в ветровое стекло, но без последствий — спасла меховая шапка. После защиты мы пошли в ресторан, как раз кончалось время для кофе (около 5 часов вечера) и с немецкой пунктуальностью, не нарушая очерёдности трапез, выпили сначала кофе и тут же приступили к ужину.

Впоследствии Бернд стал директором института Градостроительства в Берлине, где я тоже у него бывала. А после падения Берлинской стены он, как функционер и убеждённый коммунист, был отстранён от всех должностей. К материальным благам Бернд относился спокойно, жили они скромно, много помогали людям. Помню, в Москве, возвращаясь из Вьетнама, он пришёл к нам в одной рубашке. Всё что у него было, отдал бедным коллегам. Крушение своих идеалов он перенёс тяжело и