Книга Непокоренная Березина - Александр Иванович Одинцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сорока вздохнул. Продолжал с унылой неохотой:
— Конечно, если бы мы двигались не на восток, а на запад, подозрений было бы меньше, а так… Неожиданно мы оказались в окружении конницы. Фашисты что-то кричали, почему-то хохотали, а потом подогнали крытую брезентом машину и бросили нас в кузов. В нем сидело еще несколько схваченных красноармейцев. Не стану рассказывать, как нас везли, сколько мы в пути надругательств натерпелись. Жуть! Пригнали нас к городу Слуцку. Прямо в чистом поле, там за колючей проволокой, томились сотни таких, как мы. Многие на наших глазах умирали от голода, ран, болезней. Питания почти никакого. Раз в сутки бурда из корнеплодов. Но и ту получить невозможно. У кухни возникала толчея, давка, и тогда по толпе стреляли. Выбирай любое. Либо ковш бурды, либо смерть. Обошли весь лагерь. Возможности к побегу никакой. Всюду вышки с пулеметами. У ворот сильная охрана…
— И как же вам удалось вырваться, Григорий Яковлевич? — спросила, тяжко вздохнув, Леля Колесова, сидевшая среди мужчин — командиров отрядов.
— Солдатская находчивость. Русская смекалка… — ответил Сорока. — А дело было вот так. С большим трудом увели у повара для своей задумки буханку хлеба, достали банку мазута…
— А мазут-то зачем? — не утерпела Леля. Сорока пропустил мимо ушей ее вопрос и продолжал рассказывать короткими рублеными фразами:
— Мы узнали, что фашисты берут из лагеря военнопленных на работу. За проволокой, совсем рядышком, находились ремонтные мастерские. Работавшие там иногда приходили в лагерь за пищей. Вот тут-то и была зацепка для побега. Раздобыв буханку хлеба, мы вымазали свое обмундирование мазутом и все трое отправились прямо к воротам. Часовой остановил нас. Мы стали объяснять, что приходили в лагерь за хлебом и теперь идем на работу в мастерские. Это был единственный шанс на спасение. Стоим и ждем, что скажет огромный рыжий верзила, наставивший на нас автомат. А он не торопится. Зыркает глазками. Казалось, прошла не минута, а целая вечность. И вдруг как гаркнет: «век», значит, проходите быстрее. Клюнул все-таки! Первый пост пройден. Но дальше еще два. Неужели и там будет такой же осмотр? Но, к счастью, там поверили первому часовому и нам открыли шлагбаум. Это было в десять утра, а через несколько минут мы уже сидели в огромном чане из-под капусты на бывшем городском овощехранилище. Фашистам, конечно, и в голову не пришло заглядывать в вонючий чан…
— Странный часовой вам попался, — удивился кто-то из командиров. — Доверчивый какой-то.
— Слишком верили они в свою легкую победу на первых порах. Это сейчас их на мякине не проведешь, — заключила Леля.
Сорока, кажется, впервые улыбнулся:
— Вот и вся история. Нам просто повезло. Рассказывать же, как уходили, где скрывались, думаю, не интересно, да и долго. У других хлеб отыму…
— Верно, — сказал Спрогис. — Обо всем не надо, а вот о том, как белым днем на виду у гитлеровцев вы всей группой в лес ушли, рассказать надо. Это поучительный пример. Так что, давай выкладывай.
— Так там тоже все просто было, — сказал Сорока. — Зима. Рассветает. А мы, двадцать вооруженных автоматами десантников, кукуем в чистом поле меж двух деревень. Оглянулись — батюшки! Рядом с нами по дороге топает эскадрон фашистов. Вот они, миленькие, на автоматный выстрел от нас. Что делать? Обратно в лес — не успеть. Принять бой — гибель. Перебьют, порубят… Единственное спасение — полное спокойствие. Даем кавалерии понять, будто мы ихние, «свои», значит, идем на задание и потому нам плевать на все и вся. И это нас спасло. Фашисты легкой рысью проскакали по дороге и спрятались в деревне, где топились избы. С ночного задания, видать, возвращались. Замерзли, бедолаги, торопились обогреться.
Огнивцев засмеялся:
— Они, как видно, просто не захотели вступать с вами в бой. Кому охота по глубокому снегу лезть под русские пули, когда рядом теплые избы и пахнет жареным мясом да шнапсом.
— Вот именно, — кивнул Сорока, — Одежонка на кавалеристах фюрера была паршивая. Легкие шинельки, платки и конские попоны.
— А вы-то в чем шли?
— Мы — в теплом белье, свитерах и ватниках, шапках-ушанках.
— Как же они вас не опознали?
— А мы ребята ушлые. Еще при выходе из леса на их собственный манер повязали головы разными тряпками, платками…
— Видали? — кивнул Спрогис. — Учись у Сороки, ребята! У него находчивость и хитрость на каждом шагу.
— Смотри, командир, не захвали его. Сглазишь — зазнается, — осторожно сказал Огнивцев, которому все больше нравился Сорока, по мере того, как он раскрывался.
— Ладно. Не будем. Конец войны еще далеко, встреч разных будет немало. Доложи-ка лучше, Григорий Яковлевич, что у тебя сегодня? Как приземлились? С кем установили связь? Что разведали?
— Приземлились благополучно, только у Михаила сапоги в воздухе слетели.
— Нашел?
— Нет. Лапти выпросили у сельского деда.
— Плохо. Дальше?
— А дальше разыскали ребят из группы Бориса Николаевича Вацлавского и отправились на поиски Лели Колесовой. Искали долго, по всем окрестным деревням расспрашивали, но никто о девушках-десантницах ничего не знал.
— Стали бы мы себя афишировать, — сказала Леля. — Кино в сельском клубе, что ли?
— Да-а, — вздохнул Сорока. — Девушкам не повезло. Трое разбились. Не раскрылись парашюты.
Как потом расследовали командир и комиссар, девушки