Книга Как на меня охотился КГБ - Сергей Жирнов

дюжине автомашин. Но в темноте они не привлекали к себе внимания. Было запрещено курить и переговариваться по уоки-токи.

Ещё пара десятков "наружников", среди которых были и женщины, и пенсионеры, прогуливалась парами и в одиночку по отработанным маршрутам или кругами ездила на автобусах по близлежащей территории между улицей Юности и Центральным проспектом.

Несмотря на такие силы, задействованные в операции, чекисты чуть его не проморгали. Оперативники одной из бригад засекли этого молодого человека только тогда, когда он вышел из полной темноты на небольшую плохо освещённую площадь перед почтамтом в районе часа ночи.

Он шёл деловым и твёрдым шагом человека, хорошо знакомого с местностью и имеющего точную цель, не оглядываясь и не осматриваясь. В его спокойной и уверенной походке не чувствовалось ни спешки, ни страха, ни подозрительности.

Невидимые глазу миниатюрные камеры негласного наблюдения и видеозаписи бесшумно фиксировали всё происходящее с нескольких точек и ракурсов как внутри почтамта, так и вовне.

Поднявшись на второй этаж, где, как и неделю назад, в такой поздний час не было никого, кроме "работников связи", высокий молодой человек лет 20, худощавого телосложения, сразу направился к окошку отправления телеграмм.

Работница узла связи там уже была заменена кадровой сотрудницей КГБ, которая за неделю полностью освоилась с профессией телеграфистки. Ещё пара оперативников сидела за соседними окошками, стараясь делать наиболее естественный и сонный вид утомлённых ночным дежурством и бездельем советских связистов.

Едва удостоив их быстрым, но внимательным взглядом, молодой человек вежливо поздоровался с "приемщицей" и протянул заранее заполненный бланк международной телеграммы, короткий текст которой, написанный по-французски отчётливыми печатными буквами, гласил:

"ЖАН ПЬЕРУ ШАРБОНЬЕ РФИ 116 АВЕНЮ ПРЕЗИДЕНТА КЕННЕДИ ПАРИЖ ФРАНЦИЯ

ЭКСТРАДИЦИЯ

СЕРГЕЙ ЖАКОВ МОСКВА СССР".

Расплатившись заранее приготовленной точной суммой денег без сдачи, из расчёта 30 копеек за слово (что, по тогдашним советским меркам, было довольно дорого — дороже бутылки водки "Столичная" или двух килограмм варёной молочной колбасы!), аккуратно взяв выписанный ему квиток о принятии телеграммы с почтовым штемпелем, вежливо и немногосложно поблагодарив "телеграфистку", молодой человек спокойно и уверенно направился к выходу…

Вероятно, тут вы ждёте моего увлекательного рассказа, как со всех сторон на него набросились чекисты-оперативники, повалили на землю, скрутили руки за спину, надели наручники и потащили в КПЗ? Как он отбивался или же, наоборот, был ошеломлён таким внезапным арестом? Как затем, с воем сирен и мигалками, его повезли на допрос во внутреннюю тюрьму КГБ на Лубянку или в Следственный изолятор КГБ в Лефортово?

Не дождётесь! Ибо ничего подобного не произошло.

Глава 8 — Оперативная установка личности объекта

Почему же чекисты не стали "брать шпиона" сразу после отправления им второй международной телеграммы (снова состоящей из одного единственного слова) на французское радио в империалистический Париж из закрытого центра советской электроники, космической и военной промышленности — Зеленограда? А за что его, собственно говоря, было брать?

Я — не я, и лошадь — не моя.

Брежневская Конституция СССР развитого социализма (1977 года) гарантировала свободу и тайну переписки, почтовых и телеграфных сообщений, телефонных разговоров. Заключительный акт Европейского совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, подписанный Брежневым в 1975 в Хельсинки, требовал от СССР соблюдения широкого спектра прав человека, в том числе, свободы передвижения и международного общения. СССР был давнишним членом Международного почтового Союза, что налагало на советский режим международные обязательства и в этой области.

Конечно, всё это было формальным и в СССР не только не выполнялось, но и нарушалось на каждом шагу, прежде всего, Комитетом госбезопасности — но неофициально, тайно, негласно, секретно. Официально же придраться тут было не к чему.

Никакой открытой антисоветчины в тексте телеграмм не содержалось. Даже нарушения режима закрытого города нельзя было предъявить в гласном разбирательстве в суде "преступнику", потому что формально Зеленоград не был никаким закрытым городом. Он таковым был де факто, но не де юре. Потому что формально и официально, после 1975 года и Хельсинки, он таковым быть не мог. Режим закрытого города стал незаконным по советскому и международному законодательству.

А, посему, никакой гласный советский суд, кроме закрытого военного суда (по уголовной номенклатуре дел КГБ) осудить за это в СССР не мог. Но чтобы "преступника" судил закрытый военный суд (по делам подследственным и подсудным КГБ), нужно было иметь шпионскую статью, под которую пока не было материала. При Сталине, можно было посадить любого и, потом, под пытками выбить самооговор. Но при Андропове этого уже почти не делали.

Потому что с оперативной, контрразведывательной точки зрения всё было слишком сыро и неопределенно. Не было понятно, чей шпион "Фермер"? За кем или чем он, собственно, шпионит? Один или в группе? По какому мотиву решил вступить в сотрудничество и в пользу кого? Что уже передал и кому? Что ещё собирается передавать? Что намерен делать кроме сбора шпионских данных? Пока контрразведка не получила ответы на все эти вопросы, никакого смысла его брать не было.

Брать надо с умом, а без ума брать могут только в кино.

Это только в глупых шпионских детективах Ляндреса хватали всех подряд, по делу и без дела. Вспомните, как было дело с радисткой Кэт в "17 мгновениях весны". Она провалилась, когда орала на русском языке при родах. Но делала это в беспамятстве, чего сама не помнила и считала, что всё в роддоме прошло нормально.

Поэтому умное и хитрое Гештапо не стало её хватать в тюрьму и правильно сделало — потому что не вышло бы из этого никакого оперативного толка, а бежать из больницы без ребенка она не могла. И с ней уже начал, вполне профессионально, работать контрразведчик из районного отделения Гештапо — под прикрытием сотрудника страховой компании. Всё развивалось нормально.

Но тут вмешался идиот — полковник из разведки Штирлиц и всё сорвал: приехал к ней в клинику Шарите открыто в форме СС, прямо сообщил, что она раскрыта, и забрал на допрос в центральный аппарат РСХА. Что он получил?

Конечно, мы с вами знали, что он — сталинский шпион, который боялся за свою шкуру. Безусловно, он спас себя как советского резидента-разведчика, пока Кэт не забрали в подвалы к Мюллеру и не начали пытать — где она созналась бы во всём и вывела бы на Владимирова-Исаева. Который, как дурак, в нарушение инструкций разведки ездил к