Книга Кодекс Охотника #19 - Юрий Винокуров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дракон мгновенно проглотил плюшку, оттолкнулся, взлетел вверх. Камера немного проводила его, ровно до того момента, когда он, поднявшись вверх, пыхнул тёмным пламенем, которое осыпалось брызгами на землю. Это было красиво. Камера тут же вернулась обратно.
— Так вот, продолжаю разговор. Я, как настоящий мужчина и глава Рода, посчитал это оскорблением. И что я сделал? Я оторвал голову у его идиотской статуи, — после этих слов Александр улыбнулся. — Ну, и попутно опозорил его на весь мир. Но тут Дракон сам себе злобный Буратино, подрядчиков надо проверять более тщательно.
Александр сейчас смотрел прямо в камеру, как будто обращаясь к Дракону-Императору.
— Да, я его опозорил и горжусь этим, — продолжал Александр как ни в чём не бывало. — А что сделал он? Он побоялся снова сунуться ко мне, хотя это было логично. Он пошёл и обидел женщину. Почему так? Да, он разрушил статую Императрицы, но Императрица — это же женщина. Как поступает мужчина, если его обидел другой мужчина? Даёт ему отпор, вступает в драку, убивает или, как минимум, заставляет его просить прощения. Что сделал Император-Дракон? Он обидел, пусть и неслабую, но всё-таки женщину, нашу уважаемую Императрицу. Мужской ли это поступок? Точно нет. Что я по этому поводу думаю?
Александр снова пристально посмотрел в камеру.
— Что Император-Дракон — жирный ушлёпок, трус и баба, в самом плохом смысле этого слова. Я ни в коем случае не собираюсь обидеть женскую половину населения. Я просто подчёркиваю, что это не поведение мужчины, и с настоящего момента считаю, что у недодракона нет яиц! Может, поэтому он такой жирный? Совпадение? Не думаю…
Новогодние Интерлюдии
Интерлюдия № 1
Где-то в многомерной Вселенной
Остров одиноких эльфиек
— Да здравствуют женщины! Да здравствует Мать наша Поднебесная! Да пребудет благословение всем женщинам под этим солнцем! Да не прекратится род наш! Да будут царствовать женщины во веки веков!
— Хвала!
Высокая светловолосая девушка, сквозь локоны которой пробивались острые оконечности ушек, воздела руки вверх, произнеся последнюю фразу. От этого её две очень немаленькие, но при этом упругие груди, будто бросая вызов гравитации, также подпрыгнули вверх. Девушка, привыкшая к дополнительной нагрузке спереди, привычно переступила с ноги на ногу, ведь сама по себе, она была довольно стройной, и грудь занимала ощутимую массу её тела.
— Хвала! Хвала! Хвала! — произнесли собравшиеся перед большим Материнским Древом её сёстры — все, как на подбор, остроухие блондинки. Да и лица у них были похожи очень сильно. Неподготовленный человек решил бы, что все они родные сестры.
Тот же неподготовленный человек, если бы он был мужчиной, смог бы различать их только по объёму груди. А учитывая минимум одежды на них, оценить это было совсем несложно. Да и представленные здесь размеры удовлетворили бы самого привередливого любителя сисек.
Можно было назвать этот остров Сиськораем. Ну вот, попадёте сюда и назовите, делов-то… Хе-хе…
После слов молитвы каждый листочек дерева вспыхнул изумрудным светом, и вся его огромная крона окуталась ласковым зеленоватым сиянием. Послышалась приятная музыка. Мать-Древо пело своим дочерям.
На всех, без исключения, лицах появились довольные улыбки. Девушки… и женщины. Правда, учитывая потенциальное бессмертие эльфиек, их сложно было разобрать. В общем, все они блаженно закрыли глаза и наслаждались. Кто-то из них даже начал тихо постанывать, прикусив губу. На них зашипели соседки и пристыдили, что оргазм на священном пение не приветствуется. Вот только те, кто ругались, судя по глазам, было непонятно — сколько в их словах зависти, а сколько укора.
Внезапно идеальная прекрасная песня прервалась. Дерево дало «петуха», и музыка сбилась. Все открыли глаза. Дерево попыталось снова сосредоточиться и нажать, но снова сбилось. Прекрасные эльфийки закрутили головами, и тут раздался весёлый голос.
— Мама, мама! Я выследил и завалил Болотника!
Через несколько мгновений показался хозяин этого голоса. Он сильно отличался от всех присутствующих. Во-первых, он имел каштановые волосы. Во-вторых, глаза его были голубые, а не зелёные, как у всех остальных. И самое главное — он был мужчиной. Молодым мужчиной, ещё юношей, но тем не менее.
Если бы эльфийки были знакомы с творчеством Берроуза, то они бы сказали, что молодой человек был похож на темноволосого Тарзана, который тащил сейчас за хвост огромную тварь, весом в несколько тонн, при том, что особых усилий он не прикладывал. Тварь эта была похож на смесь бульдога с носорогом, ещё немного с крокодилом, а ещё… хрен знает с кем.
Старшая жрица, смущенно и испуганно, несколько раз учтиво поклонилась Древу и вприпрыжку побежала за сыном, схватив его за руку. Ну, собственно, парень на целых полголовы превосходил свою мамочку, да и мускулатура была не в пример женской. Но поняв, что сделал что-то не так, он тут же пошёл за матерью в сторону, не выпуская из рук хвост болотника. Как только они удалились на определённое расстояние, сбивчивый тембр песни Древа-Матери восстановился.
Парень тяжело вздохнул и посмотрел на мать.
— Извини, мам… Я всё время забываю, что Мать не воспринимает мужчин.
— Да ничего, солнышко, — в глазах старшей жрицы, которая выглядела ровесницей этого паренька, плескались любовь и обожание.
Она заботливо стащила кусок кишки болотника, попавший в волосы сына, достала платочек и вытерла ему чумазое лицо.
— Мама, мне уже сто восемьдесят лет. Что ты со мной, как с ребёнком, обращаешься.
— Ну, потому… — старшая жрица немного смутилась, — что привыкла. А с болотником ты молодец! Его триста лет наши охотницы выследить не могли. А ты всего за два года справился. Отец тобой гордился бы.
На лицо старшей жрицы набежала тень сожаления.
— Мам, а почему каждый раз, когда ты вспоминаешь об отце, то расстраиваешься?
— Не знаю, сынок, не знаю. Возможно, потому что это было неожиданно. Всех детей нам всегда даёт Древо-Мать. Я первая, кто зачал ребенка от живого мужчины и при этом получился мальчик. Ты же видишь, что Мать-Древо не любит тебя до сих пор.
— Да не, мам, она меня любит. У неё просто аура страдает, когда с моей пересекается. Почему-то при приближении Душелова она впадает в ступор.
Тут мать улыбнулась.
— Да, когда твой отец появился здесь, было тоже самое. Мы хотели всего-навсего пленить его и принести в жертву Матери, но что-то пошло не так, — тут она весело рассмеялась. — Хотя… для меня всё прошло точно так.
Тембр пения дерева изменился. Старшая жрица повернулась туда, улыбаясь. Двенадцать будущих матерей стояли перед деревом, и от него потянулись зеленоватые лучи, дабы поселить внутри каждой из них семя их будущей сестры. Тела девушек зазвенели, налились зеленоватым светом, их ноги оторвались от травы и тела зависли в воздухе. Они забились в экстазе, подтверждая, что оплодотворение состоялось. Вот только…
— Что за херня? — нахмурилась старшая жрица.
— Мама, ты сказала, что это плохие слова, и что их не надо повторять.
— Да, точно. То знакомство с твоим отцом даёт свои результаты, — отмахнулась старшая жрица, пристально наблюдая за происходящим.
Проблема была в том, что из двенадцати будущих мам получили дар Древа только шесть, а ещё шестеро недоумённо озирались по сторонам, не понимая, в чём дело. И тут раздался голос Мать-Древа.
— Свершилось, мои богобоязненные дети! Ересь пришла в этот мир. Я откладывала этот момент так долго, как могла, но пришла пора идти в ногу со временем. Оставшиеся избранные сёстры… Я не в силах оплодотворить ваша лона. Ищите возможности сами! Я устала, я мухожук…
Сияние листвы поникло, дерево превратилось в обычное с виду древо, которое сейчас шелестело листвой без всякого ветра, как будто ворчало какие-то гадости. Но такое же не может делать настоящая священная Мать-Древо. Ведь не может же, верно?
Оставшиеся девушки недоумённо заозирались. Сперва одна, потом вторая, и за ними все остальные жадно уставились на молодого беззаботного Тарзана, который в данный момент отпустив хвост болотника, достал тряпочку и ласково полировал меч с необычной аурой, на которой был необычный герб. Этот меч — единственная вещь, оставшаяся от отца. Как говорила мама, в момент прощания его отец Сандр подарил на память матери этот необычный меч. Она тогда
