Книга Аромат цитрусовых - Эфемерия

Ксавье сильнее, чем ее отстранённый вид и колкие фразы.

— Кто бы сомневался.

Эти слова окончательно его добивают.

Черт возьми, неужели после всего произошедшего она ему не верит?

Как? Почему?

Горечь обиды отравляет разум. У Ксавье начинают дрожать руки.

Каждый день чертова Аддамс нещадно растаптывает его достоинство, то отдаляя, то приближая к себе. Заставляет забыть про гордость и даже про инстинкт самосохранения. А он все равно готов отправиться за ней хоть к самому Дьяволу, лишь бы только постоянно видеть бездонную черноту глаз и ощущать проклятый аромат цитрусовых.

Очевидно, Уэнсдэй решает, что диалог окончен и безразлично отворачивается.

Последнее слово как всегда остается за ней.

Как бы не так. Ксавье не намерен доставлять ей такого удовольствия.

— Знаешь, в чем твоя беда? — зло выплевывает он. Уэнсдэй оборачивается, во взгляде вспыхивают недобрые огоньки.

— Ну давай, раскрой мне глаза, — ее голос буквально сочится ядом.

— Не отличаешь друзей от врагов, — Ксавье скрещивает руки на груди. Ему совсем не хочется демонстрировать свои эмоции, которые она примет за проявление слабости, но надменный вид Аддамс выводит из себя, и он срывается. — Я с самого первого дня был на твоей стороне! Я спас тебе жизнь! Я верил в твои теории, когда не верил больше никто! А в ответ получаю только подозрения! Как ты можешь так себя вести после всего этого?!

— Ладно. Давай откровенно, — Уэнсдэй наконец делает несколько шагов к нему. — Каждый раз, когда нападает монстр, ты где-то рядом. Начиная с Роуэна на фестивале урожая. И ты рисуешь, как одержимый.

О да, с этим он не может спорить.

Пожалуй, это самое подходящее слово для описания происходящего.

Вот только Аддамс не знает, что большинство его картин изображают отнюдь не монстра. А ее саму.

Это она тот самый демон, вселившийся в его душу и сделавший его одержимым.

И никакой обряд экзорцизма уже не спасёт.

— …и не будем забывать твоё появление у особняка Гейтсов, когда ранили Тайлера.

— Если я и есть монстр, почему я не убил тебя? — в несколько шагов Ксавье сокращает расстояние между ними до минимального.

Это невыносимо.

Какой бы горькой не была обида, сокрушительное желание прикоснуться к Аддамс всегда оказывается сильнее.

Как ей удаётся быть такой ледяной и такой притягательной одновременно?

Как ей удалось так легко поставить его на колени?

— Потому что по какой-то непостижимой причине я тебе нравлюсь.

Не в силах совладать с собой, Ксавье склоняется к ее губам. В самую последнюю секунду Уэнсдэй отворачивается.

— Нравишься. Очень сильно нравишься. Да вот только чем? — с горечью выплевывает он и, быстро обернувшись, покидает библиотеку.

***

Следующим утром Ксавье все-таки решается позвонить доктору Кинботт и попросить о встрече.

Она ожидаемо не воспринимает его слова всерьёз. Говорит что-то о нервном перенапряжении, о необходимости больше отдыхать, о возможности выписать рецепт на снотворное.

Ксавье ее почти не слушает.

Следующим вечером он узнаёт, что Валери Кинботт умерла в больнице от кровопотери после нападения монстра.

========== Часть 9 ==========

Комментарий к Часть 9

Писалось под песню Lara Fabian — Mademoiselle Hyde.

Приятного чтения!

And when you’ll have me

You’ll be cursed.

Когда Ксавье хочет отвлечься, он всегда идёт в мастерскую — для него это единственный оплот спокойствия в бушующем океане суровой реальности. Тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра на крыше, слабый теплый свет электрической лампочки, едва слышный характерный шорох, когда кисть в очередной раз касается плотного холста. Это только его место, недоступное больше никому. Почти никому.

Щёлкает выключатель.

Из дальнего угла комнаты на него взирает Уэнсдэй.

— Какого черта?! — Ксавье невольно вздрагивает. — Что ты здесь делаешь?

Она не отвечает, лишь смотрит исподлобья тяжелым пристальным взглядом, не мигая и не отворачиваясь. Тонкие бледные пальцы медленно прокручивают кинжал со следами кровоподтёков. Ксавье не удивлён наличию у нее холодного оружия, из всех ее интересов этот, пожалуй, является самым безобидным. Вот только зачем она пришла к нему с ножом?

— Тебе надоело ранить меня морально, решила перейти на физическое воздействие? — он приближается и аккуратно, без резких движений забирает у неё кинжал — удивительно, но Уэнсдэй отдаёт оружие без возражений. Их руки на секунду соприкасаются, и Ксавье замечает, что ее пальцы слегка дрожат. Что-то новенькое.

Он слегка наклоняет голову, вглядываясь в ее лицо в попытке различить хоть тень эмоций. Черные как ночь глаза распахнуты, и хотя Аддамс пытается сохранять самообладание, ее напряжённая поза выдаёт явное волнение. Это могло бы остаться незамеченным для всех остальных, но только не для него — слишком уж хорошо Ксавье успел изучить ее за те мучительные месяцы, когда она ежедневно отравляла его жизнь. И ежедневно наполняла ее смыслом.

Уэнсдэй сидит на стуле с неестественно прямой спиной, руки лежат на коленях, поминутно сжимаясь в кулачки. Странно, слишком странно.

— Уэнсдэй, ты в порядке? — он присаживается перед ней на корточки и осторожно, будучи готовым получить отпор, накрывает тонкие холодные пальчики своей ладонью. Ее глаза чуть прищуриваются, от чего взгляд становится ещё пристальней, но Аддамс не спешит сбрасывать его руку.

— Скажи мне, — очень тихо, на уровне едва различимого шепота, произносит она. — Зачем ты это делал?

— Что именно? — Ксавье напрягается, внутренне готовясь услышать новую порцию необоснованных обвинений. Сейчас она наверняка спросит, зачем он убил Кинботт. Или Роуэна. Или президента Кеннеди.

— Зачем ты везде ходишь за мной, зачем пытаешься спасать? — секундная пауза. — Почему продолжаешь это делать?

Столь неожиданный вопрос выбивает его из колеи — Ксавье хмурится, между бровей залегают складки. Он не знает, как облечь свои мысли в слова, чтобы объяснить ей мотивацию подобных поступков. Абсолютно понятных для всех людей и настолько непостижимых для неё. Все равно что рассказывать слепому, как выглядит зелёный цвет.

— Потому что я хочу быть рядом, — просто отвечает он.

Уэнсдэй смотрит на него так, будто никогда прежде не видела, и в душе Ксавье вновь зарождается робкая надежда на взаимность. Ему отчаянно хочется верить, что ее извечная каменная холодность не более, чем защитная реакция, и она отталкивает его не из-за безразличия, а лишь потому, что боится что-то почувствовать. Потому что простые человеческие взаимоотношения для неё будто тёмный лес, а Аддамс терпеть не может признавать, что в чем-то не разбирается.

Погруженный в свои мысли, он не сразу замечает, что расстояние между ними постепенно сокращается — Уэнсдэй медленно, но верно склоняется к нему.

Обсидиановые глаза горят маниакальным блеском, и Ксавье как заворожённый следит за каждым ее движением. Она протягивает тонкую изящную руку к его лицу, обводит большим