Книга Фантомики - Евгений Бугров

да небось, никто не узнает!

Суровый не сдается:

— Исправь, пока не поздно, признайся, повинись.

А лукавый шепчет в другое ухо:

— Позору не оберешься! Молчи, кривая вывезет.

Если действительно обходится, гнусавый усмехается:

— А я что говорил, братан! Все путем, со мной не пропадешь.

И если тот, суровый, отступил, или мы его не слышим, плохо дело, хоть и скрыто до поры. А гнусавый всегда рядом, жалуется на судьбу, хвалится не своими успехами, просит выпить, поспать подольше или поесть повкуснее, побаловать себя любимого. Он глуп и ленив, только и может, что подставить ногу или толкнуть под руку. Если это наши голоса, разве поступали бы вопреки, слушали по настроению то одного, то другого. Тут и надо выбирать, кто нам друг, и кто опора. Недаром говорят: бес попутал или ангел сохранил. Кто не знает эти два голоса, тот лжет себе и другим.

Осада.

Некий сын приехал в гости к отцу, тот жил бобылем. Давно не виделись, обрадовались встрече, выпили и закусили, все хорошо, только стал сын высказывать, будто отец живет грешником. В доме беспорядок, окна грязные, белого света не видно, решетки не выкрашены, на кухне батарея бутылок, и все такое. Отец не спорил, все смотрел на сына и радовался, такой взрослый стал, правильный в суждениях, а вслух отшучивался, что не может себя переделать, да и так устраивает, привык. Главное в доме, надежные запоры. А все остальное сойдет. Так они сидели за столом и разговаривали до глубокой ночи, как неожиданно в доме погас свет, за окнами тоже, и наступила нехорошая тишина. Отец прошел на кухню, отодвинув занавеску, выглянул на улицу. Где-то мигнул прожектор, и тут же погас, наступила темнота. Авария? И как раз во входную дверь постучали условным стуком, каким стучат стражи порядка, но как-то чересчур аккуратно. Сын, будучи навеселе, хотел открыть дверь, но отец запретил и снял со стены ружье. Тогда в дверь забарабанило множество кулаков, за окнами раздался разбойничий свист и вопли:

— Открывайте! Сколько можно?!

Началась осада, но дом выдержал. Сын опустился в кресло и сидел, пока ночной тарарам не кончился. Потом дали свет, все успокоилось. Оказалось, взбунтовались городские преступники, и на время взяли верх. Многие дома были разграблены, хозяева убиты. Для отца и сына, по счастью, все кончилось хорошо. Да, подумал сын, крепкие запоры важней всего.

Обезьяны.

Обезьян было много. Очень много! Целое море обезьян простиралось до горизонта. Они шли колоннами. Нет, показалось, что колоннами: они шли шеренгами, а где плотными рядами, обтекали пригорки и взбирались на них. Холмы шевелились, словно загривок громадного медведя, только то была не шерсть, а сплошной лес, но не зеленый, а почти коричневый, морды бежевые, макушки темные, издалека казались плюшевыми игрушками. А ближе обезьяны превращались в крупных особей, размером с человека. Они и шли как люди, на задних лапах. И лапами не назовешь, на ногах идут, во весь рост, как в атаку белогвардейцы, не все люди так ходят. А тут не люди, и одежды нет. Море обезьян, словно цигейка стриженая, сейчас сомнут! Не будут же обезьяны расступаться перед одним человеком. Либо вместе с ними топай, либо на себя пеняй, сомнут. Они молча идут, а как им еще идти? Разговаривать-то не умеют.

Откуда он тут взялся?.. Как откуда. Это его деревня, тут родился. Только жителей не видно, все попрятались, ему бы тоже куда нырнуть. Угораздило его! Пошел на электричку, из деревни выходить мимо огородов, дальше был лес. Вот они оттуда и вышли, и потекли. Вначале подумал, что люди, так бывает, что много. Электричка высадит за лесом, сама уйдет, и все тихо минут десять, потом целая демонстрация появляется, кто по дороге, кто из леса, идут люди домой, по деревне расходятся, а тут? Обезьяны. Вот именно, это и страшно! Когда люди из леса выходят, это нормально, а когда обезьяны? Они живут в лесу, это их дом? Тут не Африка, не савана и не джунгли. Откуда тут обезьяны, с ума сойти. Тысячи, нет, миллионы обезьян. Мелькнула мысль, что это все-таки люди, одетые под обезьян, актеры загримированные, кино снимают, не предупредили, массовка. Кино? Нет, никакого кино, никакой массовки. С этой судорожной и тут же угасшей надеждой, вскарабкался на забор, с него на крышу сарая, спасение! Плоская крыша, рубероидом покрытая, тут переждет нашествие, и пойдет на электричку. Чего думать? Случилось. Обстоятельства, бывает. Цунами случаются, тоже никто не ждет. Он стоял на крыше сарая, словно на острове, а вокруг пучилось море обезьян. Это звучит. Цунами обезьян! Стихийное бедствие. Саранча размером с человека? Он посмотрел в сторону леса, сверху далеко видно. Не было никакого леса. Море обезьян до самого горизонта, направо и налево, во все стороны, куда глаз хватает! Деревню накрыло, им самим деваться некуда.

Толпа приматов втягивалась в проулок. Обезьяны толпились, сжимались теснее, и тоже лезли, как паста из тюбика, прыгали через забор, они ловкие. Огороды потопчут, огорченно подумал он и тут же понял, что плевать на огороды. Три обезьяны, пока только головы, показались над краем крыши. Один забрался, выпрямиться не успел. Нельзя! Если уступит крышу, тогда не устоять. Он спихнул первого, сразу другого, опомниться не давал. Метался по крыше, сталкивал вниз. Зачем вам сюда? Чего разговаривать, все равно не поймут. Обезьяны не сердились, не обижались, просто падали, исчезали за краем, смотреть некогда, он их спихивал, вроде как играл с плюшевыми мишками, но то были не мишки, а живые обезьяны. Вот же твари бестолковые! Зачем вам сарай, что тут делать? Идите своей дорогой. Одни падали, их уносило потоком, тут же появлялись все новые, новые головы, шерстяные плечи, бока и макушки, уши круглые, как пельмешки магазинные. Руки и ноги ватные, хорошо, не сопротивлялись. Он освоился в борьбе, рассмотрел. Одинаковые, прямо клоны из пробирки. Грудь палевая, морды симпатичные, животины покладистые, только глаза тусклые. Что там у них на уме? Если рассердятся, разорвут. Бежать-то ему некуда, надо обороняться. И вдруг все замерло, море разом застыло. И он застыл. Обезьяны подняли головы и уставились все разом.

Никто не шевелился! Они смотрели на него молча, выпучив бестолковые глаза, а он стоял на крыше сарая, понимая, что миг решающий. Вот сейчас все решается, либо порвут, либо что?.. И он, по ходу понимая, что это единственный выход, начал прыгать и скакать, размахивать руками, свирепо кричать на них. Они стояли и смотрели молча. Первой мыслью было напугать! Как будто