Книга Смерть в золотой раме - Мария Санти

и жена – два чудака», Смородина видел страсти, интересы, сильные и уязвимые стороны. Он никогда не предавал интересы клиента. Отстояв даже часть его интересов, Платон Степанович чувствовал удовлетворение. Поэтому доверителей приходилось отбирать. Бессребреником Смородина не был. На первых порах менеджером его таланта была Алена, а шанса забаловать с таким менеджером не было бы даже у Иосифа Сталина. Но для здорового обмена веществ в организме он вел некоторые дела pro bono[6]. И тот случай, который привел его на помоечное телешоу, которым попытался уколоть его Александр, был из этой серии.

Когда он вспоминал Лею, которая наконец-то перестала бояться бывшего мужа, это придавало ему силы.

А как он будет вспоминать это дело?

Разобраться с документами кинозвезды прошлого после ее смерти – это интересно. Но ему документы особо не показывают. Может быть, они похищены. Либо не существовали никогда, что маловероятно. Либо их, пользуясь некоторой вялостью государственных органов, держит у себя Александр. Однако ничего противоправного от Смородины не требуется, значит, можно продолжать работать.

Разгадать замысел ее последней книги. Это было блесной, на которую клюнул Платон Степанович. Он дал ассистентке задание разобраться с книгами Ольги и биографией Тропинина, раз уж он оказался главным художником в ее коллекции. Он вообще пожил бы в этом доме, посидел бы вечером в библиотеке. Но он был ограничен высшими силами в лице миньонов и другими своими делами. Вообще, у Смородины был большой опыт работы в архивах. Он читал много воспоминаний, старые газеты. Иногда разбирал обрывки писем, и так удавалось иногда восстанавливать ход событий. Он вообще был книжный человек. В их семье все были такими.

Но как восстановить текст без черновиков? Без описаний этого текста? Он нашел фейсбук-аккаунт, который якобы вела Ольга. Синяя галочка там была, но тексты, очевидно, писал копирайтер. В какой-то момент Смородина даже подумал, что это делала филиппинка. Обилие многоточий всегда настораживает. А здесь еще в конце предложений толпились восклицательные знаки, были рандомно разбросаны по тексту тире. И это не был гневный отзыв на гнилое авокадо в «Азбуке вкуса». Это был пост про Пикассо. Сам текст был безграмотным по форме и бредовым по содержанию. Изложенные в нем факты были известны всем, кто хоть немного изучал историю искусств, то есть, выражаясь словами Чехова, это было «умным людям известно, а глупым не интересно». При этом изложение этих банальностей было рваным, косноязычным. Смородина пролистал вниз еще на несколько постов. Все они были скучными, претенциозными, бессмысленными и казались выплеском неумного и неуравновешенного человека, находящегося в момент написания в состоянии стресса. Видимо, Ольга вообще не контролировала управление своей страницей, Вениамин был прав: она, как муха в янтаре, застыла во временах своей молодости. Копирайтер мог бы публиковать фрагменты ее книг, Смородина уже открывал их и с удовольствием почитывал. Книги были замечательные! Они были написаны остроумно и свежо, начисто лишены банальности и скуки. Но, очевидно, копирайтеру-графоману хотелось вкусить сладость творчества, присвоить себе популярность легендарной кинозвезды. Вероятно, это был очередной благотворительный проект в жизни Ольги. Что, если это была Татьяна? Если это она за небольшие деньги вела страницы? Хотя нет, она говорила связно. Надо поискать ее книги и посмотреть, как пишет она. Удивительно еще, что подписчики совершенно не видели разницы. Посты лайкали, вешали под ними сердечки, открытки и просьбы помочь на лечение ре- бенка.

Пока ему не удалось выведать ничего ни от кого из ее знакомых. Единственным шансом что-то узнать оставалась живопись. Коллекция картин, способ их развески и огромная фреска фривольного содержания на потолке в гостиной. Небо на фреске было нежно-голубым, а перспективное сокращение было рассчитано таким образом, что казалось, если разжать ладонь, в которой, например, ручка – ручку всосет наверх. Все это не могло быть сделано просто так.

В библиотеку, где он сидел, вошла Алевтина. Смородина пригласил ее для разговора. В ее движениях было что-то опасливое и извиняющееся за свое присутствие. Так двигается ребенок, над которым все издеваются.

– Вы часто бывали в хозяйском доме?

– Да. Я здесь живу. И работаю.

– Работаете неофициально, наверное? Вам же нет восемнадцати.

– Ну да. Помогаю.

– Посещение дома входило в круг ваших обязанностей?

Аля пожала плечами.

– Ольга Иосифовна приглашала.

– Что-то спрашивала про растения?

– Нет. Никогда. Спрашивала, что я думаю о ее гостях. Смеялась. Говорила, мозги мне вправляет.

Такая лексика вряд ли была характерной для Ольги, скорее всего, Аля высказалась на языке своих родителей.

– Вы молодая. У вас, наверное, есть друзья?

– Нет.

– Совсем?

Аля пожала плечами. Смородина подумал, что она и не знает, как их заводить, этих друзей. Много видел он таких. Семнадцатилетняя Алевтина показалась ему больной лошадью, которую хлещут кнутом. А что, если она притворяется? Или ее кто-то использует? К сожалению, мошенники ищут в первую очередь таких – уже заезженных и поэтому безвольных.

– В последнее время Ольга Иосифовна писала роман. Она вам что-то рассказывала про него?

Аля заерзала на стуле. Каждый раз она медлила, прежде чем ответить, делала паузы посреди предложений. Но не было похоже, будто она подбирает слова. Скорее казалось, что она вообще вспоминает язык.

– Нет. Она говорила, что много читает, больше меня. Что я должна никогда ничего не бояться.

Смородине стало неловко слушать этот набор слов. То ли Аля скрывала альковные тайны своей доверительницы, то ли Даня был прав и она для своих семнадцати лет была мало развита. Из всех рассказов выдающегося человека, талантливой писательницы суметь воспроизвести только общие фразы – это надо постараться, конечно.

– Расскажите про последние две недели жизни Ольги Иосифовны.

Аля опять куда-то улетела. Но потом, увидев, что похожий на филина человек в больших очках сидит на месте, вернулась. «Господи, да она употребляет что-то», – пронеслось в голове у Смородины.

– Ольга Иосифовна говорила, что готовит бомбу. Потом не знаю.

– Почему не знаете? Вы же здесь бывали.

– Я заболела. Мы ужинали здесь…

– Вы с отцом?

Аля вспыхнула. Смородина отметил, что, во‐первых, она способна на сильные чувства, такие как возмущение. А во‐вторых, стыдится отца. По-хорошему, ей бы бежать от него, но она явно несообразительна. Что еще может ждать ее за пределами дома? Там таких отцов легионы. Даня был прав, имело смысл показать ее врачу.

– Нет, он здесь не бывал. С Ольгой Иосифовной.

– Вдвоем?

Аля посмотрела на него так, как будто он спросил, входит ли молоко в состав капучино.

– Да. Ужинали. Потом мне плохо стало. Ольга Иосифовна положила меня в гостевой спальне, ухаживала за мной. Говорила, это потому, что