Книга Зверь - Ане Риэль

привлекать меня к замесу всякий раз, как соберется печь. Оно невероятно мягкое, это тесто. И женщина разрешила мне месить, сколько захочу. Представь себе, я и месил!

Я знал, что когда Мирко сидит, прислонившись к стволу дерева с закрытыми глазами, он не настроен общаться. Это знак, что он устал от разговоров. Но я не умел вовремя замолчать. Мы же наедине.

– Мы скоро опять пойдем к старушке? – спросил я.

– Не очень. У тебя же пока хватает рубашек?

– Да, но мне сильно хочется замесить тесто.

– Ммм. Придется потерпеть. Сейчас мы здесь, в долине.

Он упорно не открывал глаза.

– Наше место здесь, в долине… Так, Мирко? Ладно, в долине и горах. Это же и наши горы. И той старушки.

– Да, наше место здесь. Долина живет в нас, как бы далеко от нее мы ни уехали.

– Ты знаешь это, потому что однажды бывал в Америке?

– Да…

Что-то в манере, с которой он произнес это последнее «да», подсказало мне, что он собирается сказать что-то еще, поэтому я промолчал. Я просто ждал, и он заговорил:

– Вот как мне кажется, Додо… Удел человека быть плотью и кровью своих родителей. Ты только что услышал, что в тебе есть черты от мамы и от папы. Но еще мне кажется, в нас есть что-то от места. В нас есть та вода, в которой нас купали в детстве. Первый воздух, который наполнил наши легкие. Мы происходим из этой земли.

Мирко пожевал соломинку. Потом добавил:

– И даже если мы не укоренимся здесь, мы станем в конце концов землей и растениями, песком и воздухом. Мне кажется, это довольно странная мысль. Тогда получается, что человек продолжает жить и после смерти, да еще и пользу приносит.

Я попытался представить себе, что я превратился в землю. Я мог бы стать нехилым холмиком. А уж сколько бы от меня стало пользы после смерти…

– Мирко, но ты ведь говорил, что прежде, чем стать землей, надо, чтобы человека искусали мошки, жучки и другие животные? Ты так рассказывал.

– Да, так и должно быть. В природе все должно идти своим чередом.

– Да, я тоже так считаю.

Казалось, Мирко вот-вот уснет, а я пытался разобраться с землей, крутившейся у меня в голове. И я не мог не спросить еще кое о чем. В первую очередь, чтобы не дать ему заснуть.

– Иногда некоторые вещи очень легко перепутать, да, Мирко?

– Ну да, так бывает.

– Я, например, легко могу спутать черного дрозда и певчего дрозда. Или обычную крысу с водяной. А еще я не отличаю жену ростовщика от сестры пекаря в том городишке с толстым флюгером, это ты и сам знаешь. Разве что когда сестра вся в муке. У меня ощущение, что нужно столько всего помнить. Я же даже названия городов путаю.

Говорил только я. Мирко молчал. Глаза у него были закрыты. Потом я раздавил жука, потому что слишком сильно задумался обо всем, что обычно путаю. Это был обычный жук. Черный и гладкий. Он подергал ножками и умер. Так обычно и бывает. Почти все жуки похожи друг на друга.

– Мирко, мы скоро дойдем до какой-нибудь ярмарки?

– Ты же знаешь, мы на них не ходим.

Наконец-то он хоть что-то сказал.

– Из-за того, что я случайно сделал с тем типом в мешковатых штанах?

– Да, из-за шпагоглотателя.

– Но, Мирко, это же было так давно.

– Но больше такого повториться не должно. На ярмарке ты же все пытаешься потрогать.

Я кивнул. Я вообще всегда все хотел потрогать. А штаны шпагоглотателя были такие мягкие и блестящие. Я за них только слега потянул. Я не хотел, чтобы он упал.

– Мирко, смотри! Что это такое… у тебя на ботинке?

Теперь Мирко приоткрыл глаза и быстро взглянул на крошечное насекомое, на которое я показывал. Оно напоминало мушку, с красным панцирем и жутко волосатыми усиками, которые покачивались из стороны в сторону.

– Веероносец, – сказал он и снова закрыл глаза. – Это можно определить по пушистым усикам. Только не советую его трогать.

– Мирко?

– Да.

– Почему у женщин не бывает кустистых бровей?

Он тяжело вздохнул при этом вопросе. Хватит болтать.

– Ты иногда спрашиваешь о наиудивительнейших вещах, Додо. Есть куча гораздо более насущных вопросов. Из других областей. Не про женщин.

– Да, но…

– Дай мне уже наконец поспать.

Тут я нашел еще одного жучка, которого захотел перенести. Мне очень нравится ощущение, когда маленькое живое существо щекочет ладонь. И даже не обязательно, чтобы у него был мех, хотя это самое приятное.

Я еще и потому решил потрогать веероносца, пока Мирко спал. Мне очень хотелось потрогать его усики.

И тут он умер. Я быстренько его смахнул.

Уверен, Мирко это заметил, потому что он покачал головой, не открывая глаз.

Дом

Карл ничего ей не сказал. Он просто исчез в тот же день, как перестал работать на лесопильне. Прошло почти пять месяцев. Он и не помнил, когда в последний раз так долго работал на одном и том же месте. Его даже не интересовали другие работники. Они в большинстве своем его тоже плохо понимали, так что он почти ни с кем не общался. Они, наверное, удивлялись, что он не ночевал с ними в бараке, но никто не решался спросить.

Теперь настала пора уехать. В первую очередь – от нее.

Перед исчезновением он зашел на ферму, чтобы забрать мешок и взять немного еды. Даника была у расщелины и наверняка видела его силуэт на дороге, если смотрела в том направлении. А может, и не заметила. Карл не оборачивался.

Сначала он обошел город с севера, потом повернул на запад, пока не дошел до гор и не стал подниматься над равниной. Прохладный горный воздух очистил легкие от многомесячной тяжелой древесной пыли. Далеко на западе он мог различить море, голубые проблески между грядами гор. Над ним величаво парили большие птицы.

С гор можно было рассмотреть всю долину. Она тянулась на север, насколько хватало глаз. Только смутная тень вдалеке напоминала, что и этому миру есть конец. На востоке, по другую сторону полей, ферм и городков горный хребет раскинулся к северу и югу, как спящий разбухший великан. Весна укрыла долину персидским ковром, который с каждым днем становился все ярче.

Карл не останавливался. Он шел на север. Склоны гор еще были холодными, но между скал уже проступала трава и маленькие стойкие цветочки. Сладко и свежо пахло хвоей,