Книга Авиталь и ее отец - Дан Берг

весьма доволен покупкой боевых колесниц. Собирается даже пир устроить.

— Чем бы ни тешился… А тебе, Авиталь, тоже покамест не представился случай говорить с Ифтахом?

— Я совсем уж было с духом собралась и матушку подговорила помогать мне — она союзница моя в этом деле — но тут случилось событие, коего я никак не ожидала, и дело несколько осложнилось.

— Выкладывай!

— Первосвященник Гилада, старый и немощный, из последних сил взобрался в горы к батюшке моему и стал просить его повести армию против Аммона, и разбить войско отца твоего, и захватить землю аммонитян, и изгнать твой народ, и заселить покоренную страну иудеями. Так, дескать, Бог велит.

— Просьба не малая, что и говорить. Горазд, однако, ваш Божий посланец чужими руками жар загребать!

— За это и не люблю первосвященника и выучеников его длиннобородых. Однако отец мой здорово отделал бывалого святошу!

— Вижу, ты воодушевлена, Авиталь. Гордишься отцом. Расскажи подробнее.

— Для сохранения тайны переговоров, папаша, как и положено, удалил нас, женщин, то бишь меня и мать. Мы привычные. Я расположилась у задней стены шатра и навострила уши. Первосвященник призывал отца возглавить армию Гилада и разгромить аммонитян. Лестью взять хотел: дескать, кроме Ифтаха никто для исполнения сей цели не годится. А взамен — одни обещания.

— Знакомая вещь. Умники, хоть ваши, хоть наши, одинаково думают: мол, обещает человек, а исполнять будут Небеса!

— Вот именно! Как говорится, посулил и забыл. Но отец мой не простак!

— Сие несомненно! Проверено и доказано.

— Справедливых обид и законных претензий у родителя пропасть. Увидал отец, что переговорщик в безвыходности, и положение его шатко. Поэтому потребовал награду предельную. Первосвященник сперва возмутился, потом заупрямился, а батюшка живо укоротил его: “На нет и суда нет!”

— А каковы они, справедливые обиды и законные претензии Ифтаха?

— Тебе, Соби, околичности дела без надобности — то заморочки семейные. А вот действительно важно то, что любовь моя дочерняя с новой силой возгорелась. Потом, как узнала я, первосвященник принял все отцовы условия. Сам понимаешь, Соби, пришлось с серьезным разговором повременить.

— Сдается мне, что Ифтах не столько рад победе над первосвященником, сколько счастлив исполнить хищные заветы Бога вашего. А если так, то убедить отца отказаться от войны трудненько тебе будет.

— Я умная. Справлюсь.

3

— Отец, я вижу ты сегодня весел! — сказал Соби родителю, вернувшемуся домой после пира.

— Да, я весел. Скорее, навеселе! — ответил Наас.

— В честь чего пировали? Колесницы?

— Точно! Огнедышащие драконы войны! И египетские продавцы оружия не жадные, цену назначили умеренную. Я и воеводы мои устроили совместное с египтянами возлияние. Угощение было отменное. Торжество удалось на славу.

— Заметно по тебе, батюшка!

— Эх, Соби, Соби! Может, все-таки, вступишь в мое войско? Назначу тебя для начала малым командиром, превзойдешь военную науку — станешь полководцем. Ты ведь царский сын — положено тебе!

— Отец, тебе известны мои склонности.

— Не склонности это, а причуды! Ну, да ладно. Мать твою обожал, потому и тебя принимаю, каков ты есть.

— Спасибо, батюшка, на добром слове. Надеюсь, не последнее оно.

— Я к тебе расположен, ты знаешь. Вот и скажи мне откровенно, как младший старшему, как неискушенный умудренному опытом, как любимый сын любящему отцу, наконец! Что за шашни у тебя с девчонкой Ифтаховой? Не запирайся, однако, мне многое известно!

— Обижаешь, отец. Нет у нас с Авиталь никаких шашней, и слово это слышать из твоих уст досадно мне. Я не такой, и она не такая. Мы дружим, встречаемся, гуляем, рассуждаем. Как раз о рассуждениях наших хочу с тобой поговорить.

— О рассуждениях поговорим потом, сперва о серьезном. Жениться, что ли, на ней собрался? Учти: холостая жизнь — ад, а женатая — чума! Хотя, если вдуматься, хоть у семейного и немало огорчений, зато холостячество начисто лишено удовольствий!

— Женитьба есть совершенно вероятное событие, но нельзя торопиться.

— Не по годам ты осмотрителен, Соби. Погоди-ка, вот я, как государь, дам повеление жениться всем, решительно всем, чтобы у меня в государстве не было ни одного холостого человека! Что тогда запоешь?

— Я полагаю, ты шутишь, отец?

— Не бойся! Конечно, шучу!

— Тогда давай все-таки говорить о серьезном.

— Ну, давай, коли припала тебе охота.

— Ты ведь слыхал, отец, что гостили в земле Тов купцы из Вавилона?

— Конечно, слыхал! Я к ним своих гаремных жен посылал. Они у этих справных и сытых торговцев всякие женские безделицы покупали. Помню, говорили мне потом мои чаровницы, мол, красиво в Вавилоне люди живут.

— Вот-вот! А знаешь ли, батюшка, почему купцы вавилонские такие справные и сытые?

— Может, и знаю. А уж тебе-то, конечно, это известно, коли ты с Авиталь встречаешься. Сплетничаете, небось, обо всем на свете!

— Мы не сплетничаем, а обсуждаем проблемы. Один из вавилонян, Кайван его имя, рассказал Авиталь, как богат и прекрасен город Вавилон, и причину назвал. А она мне передала.

— Слышал я про чудеса вавилонские, — сказал Наас, — навоевались их цари в свое время, награбили, теперь живут припеваючи — эко диво!

— Про то, что было, Кайван не упоминал. А сейчас жители Вавилона много трудятся и совсем не воюют — вот отгадка процветания их!

— Отчасти можно принять такую отгадку. Почему бы и нет? Известное дело — труд созидает, а меч разрушает!

— Полагаю, хотел бы ты, чтобы и наш Аммон процветал!

— Хотеть-то хотел бы, да разве с таким соседом, как Ифтах, обойдешься без меча? — риторически спросил Наас, — так и страну потерять недолго!

— А почему не попробовать договориться?

— А потому, что, верные указам своего Бога, иудеи, для которых мы есть презренные язычники, ни в жисть, слышишь ты — ни в жисть, не отступятся от умысла изгнать нас и присвоить себе нашу землю! Они ее Обетованной называют! А ты говоришь — попробовать договориться!

— Так ведь и мы, аммонитяне, на эту же самую землю притязаем!

— Мы другое дело. Мы тут жили вечно. И вот явились они, бездомные и нищие, из песков пустыни бесплодной. Со своим Богом пришли, со своими законами, и говорят нам, мол, убирайтесь, здесь все наше, а вашего ничего нет, и боги ваши не настоящие!

— Да ведь сотни лет с той поры минули, как явились они! Неужто время не вразумляет?

— Нет, сын! Ни века, ни тысячелетия не вразумят сердца человеков, какой народ ни возьми. Людям подавай войну, кровь, золото, женщин, а иудеям вдобавок и Земля Обетованная нужна позарез. Излюбленный гиладянами мудрец изрёк: “Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться!”

— И мы, аммонитяне, таковы?

— Конечно, таковы!