Книга Афоризмы - Георг Кристоф Лихтенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда людей станут учить не тому, что они должны думать, а тому, как они должны думать, то тогда исчезнут всякие недоразумения...
Сомнение должно быть не более, чем бдительностью, иначе оно может стать опасным.
Все тождественно самому себе, каждая часть представляет целое. Иногда я видел, как в одном часе отражалась вся моя жизнь.
Доктор танатологии[97].
Человек становится софистом и прибегает к ухищрениям там, где ему недостает основательных знаний. Следовательно, такими софистами становятся все, когда заходит речь о бессмертии души и загробной жизни. Здесь мы все рассуждаем беспочвенно. Материализм — это асимптота[98] психологии.
Весьма опасно, говорит Вольтер, быть правым в тех вопросах, в которых неправы великие мира сего.
Представления — это также и жизнь и мир.
Не ложь, а весьма тонкие неверные замечания — вот что задерживает процесс обнаружения истины.
Я не думаю, чтобы состояние, когда ходили на четвереньках[99], было для нас естественным; но что касается и нашей веры и нашего образа жизни, то я убежден, что мы находимся в настоящее время в состоянии весьма неестественном. Из различных инстинктов человека можно было бы, как из шахматных фигур, скомбинировать лучшую жизнь.
Существует очень немного и притом весьма простых вещей, о которых можно судить путем чувства. Все остальное — предрассудки и, угодничество.
Тот факт, что кому-нибудь (по крайней мере мне) часто снится, что я говорю с умершим о нем самом, как уже об умершем, объясняется, по-видимому, сходством мозговых полушарий, между собой, подобно тому, как раздваивается, изображение, если нажать на глаз. Во сне, мы, теряем разум, и скипетр выпадает из наших рук; мне часто снилось, что я ел вареное человеческое мясо. С точки зрения природы души сновидения — явление, достойное внимания крупного психолога...
Non vitae, sed scholae discimus[100] — прекрасное выражение Сенеки, которое подходит для нашего времени.
Каждая вещь имеет свою будничную и воскресную сторону.
Возможность заряжена стремлением к осуществлению, это искра в мире-порохе.
Полибий[101] различает причину (cause), предлог (pretence) и начало (beginning) войн. Обычно известны лишь два последних обстоятельства. То же самое и в других вещах.
Уже между нашими чувствами происходит борьба: что неприятно одному из них, то в высшей степени приятно другому и часто полезно всему организму... Большинство наших лекарств людям не по вкусу.
Пока кто-либо устремляет взор в вечность и рассказывает мне о вещах, которых я там не вижу, я молчу, потому что ведь и он, в свою очередь, должен будет поверить моим прорицаниям. Но если мы обращаем взгляд на этот мир, то при различных мнениях прав кто-то один или же неправы оба. Мы все принесли клятву верности четырем силлогизмам[102] и обещали признавать верховную власть логики.
Можно не только превращать предметы материальные в потусторонние, но и предметы потусторонние сводить к материальным.
Тысячи людей видят нелепость какого-нибудь положения, не имея ни возможности, ни способности начисто опровергнуть его.
Новые взгляды сквозь старые щели.
Сочинение, похороненное в университетской церкви[103].
Дженет Маклеод — имя девушки, почти не евшей много лет подряд. Предложение: привить эту болезнь солдатам. Люди же, которые в течение десяти лет не принимали никакой духовной пищи, кроме нескольких газетных крошек, встречаются даже среди профессоров, и это вовсе уж не такая редкость.
Какой способностью к совершенствованию обладает человек и как необходимо обучение, видно уже из того, что ныне за шестьдесят лет жизни он овладевает культурой, для которой всему человеческому роду потребовалось пять тысяч лет...
Сначала переживаешь пору, когда веришь во все без всякого основания, затем короткое время — не во все, затем не веришь ни во что, а потом вновь — во все. И притом находишь основания, почему веришь во все...
Стремление человеческого рода к воссозданию себя способствовало созданию еще всякой всячины.
Чрезмерное чтение привело нас к ученому варварству.
Возможность наблюдать огромные события, подобные сильной буре, должна давать, бесспорно, мышлению иное направление. В эти ситуации надо стараться попадать как можно чаще. Таким образом, накапливаешь знания, не замечая этого.
Физический эксперимент со взрывом всегда более ценен, чем беззвучный. Поэтому нужно сильней умолять небо: если оно вдохновит кого-либо на открытие, то пусть это открытие сопровождается взрывом. Его звук отдается в вечности.
В слове «ученый» заключается только понятие о том, что его много учили, но это еще не значит, что он чему-нибудь научился...
Усумнись во всем хотя бы однажды, пусть это даже будет утверждение, что 2 × 2 = 4.
Я думаю, что нет науки, в которой человек с наибольшей доступностью и занимательностью мог бы больше принести пользы и больше проявить себя, чем история. Конечно, для некоторых это может показаться странным, так как в немецком языке это слово почти совсем потеряло свое значение. Немцы, насколько мне известно, не имели ни одного исторического писателя и, вероятно, не так скоро он у них появится. У них нет возможности развить в себе свои духовные силы, как у людей, живущих в больших и богатых городах, где роскошь и великолепие поднимаются до высшей ступени. В большинстве случаев они развивают только одну какую-нибудь сторону ума, и флегма мудреца редко соединяется у них с остроумием и философией, необходимыми, чтобы все