Книга История моей страны. Восемь удивительных рассказов о политике реформ и открытости - Хэ Цзяньмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не уловил смысл. — Хитроумные крестьяне сбили меня с толку.
Все громко засмеялись. Перебивая друг друга, стали рассказывать, что в их деревне изначально у всех была фамилия Ли, и в основном это представители одного рода. Поделившись на девять маленьких производственных бригад, они стали «бригадой отца и сына», «бригадой мужа и жены», «бригадой братьев», «бригадой родственников». Это делалось для оформления права пользования землей и для фиксации производственных заданий отдельным крестьянским дворам.
Это было и правда ловко придумано! Разумная и законная система передачи прав на пользование землей крестьянам соответствовала трехступенчатой системе собственности того времени…
— Когда наверху узнали об этой ситуации, то направили людей, потребовавших от нас объединения. С точки зрения вышестоящего руководства, нельзя произвольно делиться на крохотные бригады, и поэтому мы были вынуждены формально объединиться, став исходными тремя производственными бригадами. Это было в 1973–1974 годах, — вспоминал Ли Фанмань.
— Когда люди из коммуны уехали, несколько наших кадровых работников собрались и стали обсуждать ситуацию. На этот раз мы сделали по-другому: разделили поля в соответствии с волами! — сказал Ли Вэньцзюнь.
— Что подразумевается под делением земли по волам? — снова не понял я.
Ли Фанмань торопился продолжить разговор и быстро объяснил:
— У нас гористая местность, и в каждой семье есть один-два вола. В те времена наверху не соглашались делить землю по душам или дворам. Только услышав об этом, приходили в ужас: «Занимаетесь капитализмом!» Тогда мы разделили земли по волам. Они были основным средством производства в период лозунга «Учитесь сельскому хозяйству у Дачжая», и политические установки поощряли активное разведение рогатого скота. Если разделить землю по поголовью скота в семьях, то наверху не смогут не согласиться. В документах ЦК КПК нет положения, по которому нельзя делить землю по волам, и есть поощрение разводить крупный рогатый скот. Мы и воспользовались этим обстоятельством, чтобы разделить землю…
— Превосходно, действительно превосходно! — Я не сдержался и поднял большой палец руки в знак восхищения сметливостью крестьян из деревни Цзаошу.
Они заулыбались. Тогда для них это был единственный выход. Думаю, что это было поистине мудрое решение, поскольку оно не противоречило политике того времени и соответствовало реальности деревни Цзаошу.
Ли Фанмань рассказал дальше, что политическая ситуация в те времена была очень напряженной, не говоря уже о передаче права пользования землей крестьянам. Если замечали, что кто-то посадил несколько семян люффы, то это уже считалось проявлением капитализма. Крестьяне тяжело трудились каждый день и получали лишь 0,24 юаня, а на эти деньги выжить было нельзя. Руководство не позволяло им уходить на заработки, а те, кто так поступал, назывались «непорядочными людьми», «хулиганами», «слепыми бродягами», «вредителями», «контрреволюционерами». Политика состояла в том, чтобы привязать все рабочие руки к земле. Если полей много, а людей мало, или много людей и земля хорошая, то можно быть спокойным. Однако в деревне людей много, а земли мало, и вся обрабатываемая земля — плохие горные участки. Привязать двести-триста человек к седловине горы и не придумать никакого выхода из ситуации — недопустимо! Передача права пользования землей крестьянам была необходимостью.
Если вести отсчет от 1967 года или от 1973–1974 годов, с разделения земель по числу волов, и до 1980 года, когда ЦК КПК разрешил разделение земель, то прошло около десяти лет. Тогда в Китае была сложная политическая ситуация — периоды «культурной революции» и «двух абсолютов»[34].
— Никому по шапке не надавали за то, что передавали права на пользование землей крестьянам и брали подряд? — спросил я.
— Да, чем дальше, тем было трудней! — Ли Фанмань указал на Ли Вэньцзюня и продолжил: — Старый бригадир знает это лучше всех!
Ли Вэньцзюнь кивнул, пытаясь неловкими движениями вытащить сигарету из пачки. Я увидел, что на глазах старика блестели слезы…
— Уважаемый бригадир, вы можете об этом рассказать?
В комнате воцарилась тишина. После нескольких затяжек Ли Вэньцзюнь начал рассказывать хриплым голосом:
— Это было в мае-июне 1976 года. Я хорошо помню. Тогда возле входа в деревню половина му большого склона была засеяна капустой, по пятнадцать штук на каждого жителя. На этой земле всё росло хорошо. Именно тогда в деревню с проверкой прибыл вновь назначенный секретарь по фамилии Цзинь. Он был направлен райкомом в рабочую бригаду Хуантаня, там и остался. Секретарь Цзинь был человеком «левых взглядов». Он не заметил, что более ста му давно поделены, зато обратил внимание на наш кусочек земли в половину му и сразу потащил меня на собрание руководящих кадров коммуны для показательной критики. Оперативное совещание проводили на вершине самой высокой горы в Хуантане, где была чайная плантация Аньцзишань. Они повесили мне на грудь картонную табличку с надписью «Главарь дележки земель», заставили взять в руки маленький медный гонг и стучать в него при ходьбе. От коммуны у подножья горы я шел вверх, до чайной плантации, — это считалось «критикой и борьбой вместе с прогулкой в горы».
Ли Вэньцзюнь рассказывал около десяти минут, говорил простым языком и без печали, однако после того, как он закончил, все присутствующие долго молчали.
— Вы только подумайте, ведь обнаружили всего половину му земли у въезда в деревню — и так отреагировали! А если бы наверху узнали, что мы поделили все земли в деревне? Даже не представляю масштаб катастрофы! — нарушил молчание Ли Фанмань. Его слова заставили Ли Вэньцзюня снова заговорить:
— Думаю, что все кадровые работники большой бригады оставили бы свои посты, а некоторые отправились бы в тюрьму.
— Да, скорее всего, так и было бы, — произнес я, кивнув.
— Конечно. Всего из-за половины му они несколько раз устраивали «критику и осуждение», сняли меня с должности. Если бы узнали, что разделена вся деревня, то реакция была бы совсем другой!
Ли Вэньцзюнь также рассказал, что из-за этой половины му его не только раскритиковали и уволили, но и оштрафовали на пятнадцать юаней.
— Ли Ихуня, другого бригадира, ведающего всеми разделенными землями, тоже оштрафовали на пятнадцать юаней. Но его семья была в лучшем положении, и он заплатил наличными, а моя семья была бедной, у нас не было денег. Хорошо, дома
