Книга Электрический идол - Кэти Роберт

желать то, что для меня не предназначено. – Перестань. Что бы ты ни сказала, это ничего не изменит.

Впервые с тех пор, как она присела за столик, в ее глазах пробуждается настоящий страх. Она пришла сюда, готовая помочь сыну врага, и предложила впечатляющие аргументы, которые сработали бы, если бы на моем месте был кто-то другой, а сама она не стала орудием собственной гибели, потому что доверилась мне настолько, что даже придумала себе алиби. Мне давно никто не бросал вызов, не пытался оказать сопротивление или переиграть меня.

И давно никто не проявлял ко мне доброты.

Неожиданно я тянусь через стол и накрываю ее ладонь своей. У нее поразительно теплая кожа.

– Должен сказать, что это была хорошая попытка. Ты сделала все, что могла.

– Удивительно, что мне от этого не легче. – Она смотрит на ладонь, к которой я прикасаюсь. – Лучше бы ты убрал руку. Едва ли мне нужно утешение от моего убийцы.

Ощутив непонятную боль, убираю руку и тру себе грудь, а чувство, которое испытывал, когда Психея заклеивала мои раны, становится сильнее. Что это, черт возьми? Конечно, не угрызения внезапно проснувшейся совести. Я не могу спасти эту женщину. Пускай я оружие своей матери, но далеко не единственное. Если откажусь сделать это, она пришлет кого-то другого, кому будет безразлично, что Психея напугана и умрет в муках. Ее убьют.

– Так ты и поступил с Полифонтой? Встретился с ней пропустить по бокальчику, а потом вывел на задний двор и убил? Она молодец, что оказала сопротивление, но, очевидно, безуспешно. Сколько раз ты это делал, Эрос? Неужели ты в самом деле хочешь так жить?

– Хватит. – Слово звучит резче, чем мне хотелось, но я знаю, что она делает, и это ничего не даст. Я не намеренно стал домашним монстром своей матери, но вот я здесь, и обратного пути нет. – Серьезно. Ты не сможешь отделаться болтовней.

Она проводит пальцами по волосам, выражение ее лица остается пугающе спокойным.

– Я хотела иметь детей. Теперь это кажется такой глупостью. Зачем желать принести детей в этот мир? Но я хотела. Думала, что у меня больше времени. Мне всего лишь двадцать три.

Черт.

– Хватит, – повторяю я.

– Почему? – Сквозь ее спокойствие прорывается резкость и злость. – Тогда я становлюсь больше похожа на человека? Так сложнее спустить курок?

Да. Мне и раньше все это стоило титанических усилий.

– Не имеет значения, чего я хочу. – Не собирался это говорить, впрочем, много чего не хотел говорить ей. Она чертовски отважная, и становится невыносимо оттого, что мне приказали погасить ее свет. Но другого выхода нет.

Хотя существует способ отплатить за ее доброту…

Нет. Ужасная идея и вряд ли надежная. Мать одержима местью. Она не допустит, чтобы что-то помешало мне наказать Деметру и Психею, устранив последнюю. Если попытаюсь помешать ей, она пойдет другим путем и все равно убьет Психею.

– Пообещай, что не причинишь вреда моим сестрам.

Я вырываюсь из этих предательских размышлений и смотрю на нее.

– Ты же знаешь, я не могу этого сделать. – Когда она прищуривается, я продолжаю: – Персефона защищена, насколько это вообще возможно, потому что замужем за Аидом, а никто не хочет, чтобы призрак Олимпа появился на пороге. Каллисто, скорее всего, в безопасности по той же причине – никто не станет иметь дела с этой свирепой девушкой. Она не играет по установленным правилам, и уже этого достаточно, чтобы заставить большинство ее врагов призадуматься. А Эвридика… – Я пожимаю печами. – Если она обоснуется в Нижнем городе, останется совсем немного тех, кто сможет до нее добраться. Вряд ли Персефона с Аидом позволят людям моей матери пересечь реку, чтобы те могли причинить ей вред.

– И мне должно стать от этого легче? Ты мог просто пообещать, что не тронешь их.

Я отвечаю ей многозначительным взглядом.

– Ты бы мне не поверила.

– Ты мог бы дать мне слово.

Знаю, что она все еще пытается предстать передо мной более человечной, задеть мою несуществующую совесть, но когда в последний раз кому-то было не плевать на мое слово? Эта работа втоптала мое имя в грязь, пусть и заслуженно. Мне никто не доверяет, потому что стоит разозлить Афродиту, и ее воля возобладает над моей. Она указывает, и я делаю. Мое слово ничего не значит.

Быть может, именно поэтому вдруг спрашиваю:

– А если бы дал тебе слово, ты бы мне поверила?

– Да.

Возникает чувство, будто она потянулась через стол и ударила меня в грудь. В ее голосе не кроется и тени сомнения. Если бы дал ей слово, она бы мне поверила, так просто. Я смотрю на женщину, бросившую вызов всем моим ожиданиям. Отчасти я убедил себя, что ее забота обо мне в тот вечер была случайностью, чем-то несущественным. Но это была не случайность. И то, что она пришла сюда сегодня, это доказывает.

Психея – действительно хороший человек, которому удалось выжить среди лжи и жестокости Олимпа.

И моя мать хочет, чтобы я погасил ее пламя.

Я с трудом сглатываю.

– Серьезно?

– Да, – повторяет Психея. Она перестает дергать волосы и сосредотачивает на мне все свое внимание. – Так ты даешь мне слово?

Я медленно качаю головой.

– Я ничего не могу тебе обещать.

– Ох. – Разочарование, отразившееся на ее хорошеньком личике, пронзает меня, словно нож. Я не хороший человек. У меня никогда не было возможности им стать, и не могу сказать, что боролся с судьбой, когда передо мной развернулся этот путь. Но убить Психею? Мне и раньше было не по себе от этой мысли, но после нашего разговора становится физически плохо.

Я… не могу это сделать.

Возможно, у меня есть душа, пусть и запылившаяся, ведь мысль, чтобы оборвать жизнь Психеи, настолько отвратительна, что я готов совершить нечто непростительное. Делаю глоток водки с тоником, но обжигающий алкоголь не помогает рассеять мою решимость.

Безумный план, совершенно безрассудный. Бросить вызов моей матери – это риск, но я готов на него пойти. Психея уже дважды рисковала собой ради меня. Значит, могу пойти ей навстречу? Хотя я не такой хороший, как она. Во мне говорит вовсе не доброта. А настоящее, эгоистичное желание.

– Возможно, есть другой способ.

Глава 6

Психея

Мне кажется особенно жестоким, что Эросу Амброзии было даровано лицо золотого бога, но не дано сердце. Он сидит, сумев отыскать единственный луч света в этой