Книга Абхазия и итальянские города-государства (XIII–XV вв.). Очерки взаимоотношений - Вячеслав Андреевич Чирикба

маленькие рабыни,вытряхивающие утром одежды,свежие и веселые, как цветы боярышника».[141]

Знатная флорентинка, синьора Строцци (Strozzi), 13 сентября 1465 г. писала сыну: «Мне пришла мысль, что раз ты женишься, тебе необходимо будет взять рабыню… Какую-либо татарку, которые все выносливы в работе, или черкешенку, отличающуюся, как и все ее соплеменницы, здоровьем и силою, или русскую, т. е. из России, которые выдаются своей красотой и сложением. По моему мнению, лучше взять татарку». [142]

Целые поколения флорентийского «среднего класса» обладали домашними рабами, служившими не только помощниками в хозяйстве, но и в качестве демонстрации социального статуса. Так, среди членов большой семьи Якопо дель Джокондо (Iacopo del Giocondo), изготовителя винных бочек, числилась 22-летняя рабыня по имени Катерина. Сын Якопо Бартоломео также владел рабынями. В свою очередь, и сын Бартоломео Франческо, муж ныне знаменитой Моны Лизы или Джоконды, которая, как полагается, изображена на знаменитой картине Леонардо да Винчи,[143] был процветающим торговцем и имел рабынь. В 1538 году, за год до своей смерти, Франческо дель Джокондо составил завещание, согласно которому, в частности, была предусмотрена и определенная сумма для его рабыни Катерины.[144]

В конце XIV – первой четверти XV вв. массовый импорт рабов, преимущественно женщин, из регионов Черного моря (черкесы, абхазы, русские, татары), Адриатики и др., имел место также в Испании. Каталанские купцы продавали абхазских рабов в Барселоне, Майорке и даже в Валенсии (Pistarino 1987; 1994: 224). Основываясь на составленную Д. Джоффре (Gioffrè 1971) по данным генуэзских архивов таблицу рабов различного этнического происхождения, которые должны были быть экспортированы из Генуи в Испанию, Джео Пистарино (Pistarino 1987: 128) отмечает в большинстве случаев существенное превалирование женских рабов над мужскими. Так, из одного общего списка в 166 рабов, среди 37 русских рабов, 29 были женщины; среди черкесских рабов соотношение было следующим: 21 женщина и 14 мужчин, среди абхазских – 11 женщин и 2 мужчин, среди турок – 4 женщины и 2 мужских раба. Лишь среди татар отмечается равное число мужчин и женщин (11 женских и 11 мужских рабов).

Черноморских рабов сбывали и на юге Франции. Известно, например, о продаже в 1354 г. в Марселе абхаза 14 лет. О продаже раба-абхаза на принадлежащем Венеции Крите сообщается в документе XV века.[145]

Следует отметить, что помимо Генуи и Венеции, также и другие портовые города Италии – Пиза, Анкона, Неаполь, Палермо, Мессина и Кальяри – участвовали в снабжении европейского рынка «людским товаром» (Bismara 2015: 79). Так, известно о продаже, в частности, абхазских рабов в Сицилии (например, девочки 8–9 лет, проданной в Палермо 12 сентября 1446 г.), в Неаполе (2 абхаза в документах 1445–1451 гг.). [146]

В Пизе в 1428–1429 годах было 56 рабов при населении ок. 7500 жителей, в Вероне при населении ок. 14–21 тысячи человек рабов было, вероятно, ок. 100–150 человек (Bismara 2015: 80).

Немало рабов было и в Венеции, откуда Франческо Петрарка писал в 1367 году своему другу Гвидо Сетте (Guido Sette), архиепископу Генуи: ut unde nuper ingens annua vis frumenti, navibus in hanc urbem invehi solebat, idem nunc serius onustæ naves venient, quos urgentes misery vendicant parentes, iamque insolita, et inextimabilis turba seniorum, utriusque sexus, hanc pulcherrimam urbem Scythicis vultibus, et informi colluvie, vel ut amnem nitidissimum, torrens turbidus… (Petrarchae 1554: 964) «итак, подобно тому, как ранее корабли имели обыкновение ежегодно посещать этот город, привозя на судах огромное количество зерна, в настоящее же время они прибывают нагруженные грузом [рабов], проданных их родителями по причине крайней нужды, и вот необычная и бесчисленная толпа обоих полов исказила этот прекрасный город своими скифскими лицами, подобно тому, как мутный поток загрязняет прозрачнейшую реку».

По данным венецианских нотариальных актов, наибольший контингент рабов в Венеции составляли татары (и монголы), русские, черкесы, а также, в меньшем числе, абхазы (gli avogasii), турки, сарацины (арабы?), эфиопы; наименьшее число составляли болгары, мегрелы и греки.[147] С 1375 по 1469 г. в Венеции насчитывается 89 актов продажи рабов-черкесов, с 1423 по 1445 г. – 13 актов продажи абхазов (Карпов 1982: 197-8), в основном женщин. Максимальная цена, заплаченная в 1409 году в Венеции за 20-летнюю черкешенку, составила 100 дукатов. В целом, в Венеции и Генуе цены на черкесских рабов были выше, чем на русских и татар. [148]

Что касается используемой итальянцами этнической терминологии, как заметил Л. Чибрарио (Cibrario 1868: 205), термин tartari в отношении рабов, по-видимому, не всегда обязательно означал этнических татар, а мог указывать лишь на тот факт, что они прошли через руки татарских купцов. Ср. в этой связи сообщение о «белой рабыне из Черкесии, татарского происхождения» (sclavam albam de Circascia, de progenie tartarorum), где неясно, имелась ли в виду этническая черкешенка, либо татарка из широко понимаемой области «Черкесия».[149] Ср. также упоминание татарской девочки-рабыни по имени Taytana (Barker 2014: 152), в котором угадывается русское имя Татьяна. По мнению Сэлли МакКи (McKee 2008: 313), к XV веку повсеместность в итальянских архивных записях термина «татар» может свидетельствовать о том, что он превратился в общий термин, синонимичный слову «раб». Исходя из этого, можно полагать, что «татарами» именовали многих восточных рабов, привезенных в Италию из Крыма или Таны (Азова), независимо от их реального (татарского, черкесского, абхазского или иного) этнического происхождения.

Схожая ситуация, по-видимому, сложилась и в отношении термина «черкес», который также превратился в нарицательное наименование кавказского раба, и под которым могли подразумеваться как собственно адыги, так и родственные им абхазы, убыхи и абазины, а также, возможно, и иноэтнические пленники, захваченные черкесами у соседних народов и проданные ими в рабство. Как пишет Т. Дзуганов (2015: 18), «Захваченным пленным предоставлялось право выкупить себя на свободу. Если же его родня не могла набрать необходимую сумму, такой невольник навсегда переводился в статус раба, с вытекающим отсюда поражением в правах».

Наконец, то же можно сказать и в отношении «русских» рабов (Russo ‘русский’, sclavus de genere rossorum «раб русского происхождения»), под общим именем которых нередко могли скрываться и представители неславянских этнических групп, ср., к примеру, имя «русского» раба Cotuluboga, отражающее хорошо известное татарское имя Кутлубуга (Карпов 2001: 386; см. также Pubblici 2017: 569).

На фоне принявшей большой размах торговли невольниками из Западного Кавказа, экспорт рабов из других регионов Кавказа (Мегрелии, Грузии, Дагестана, Лазистана, Армении) был достаточно ограниченным. Так, как пишет в своем исследовании, посвященном морской торговле средневековой Грузии, Т. Берадзе (1989: 123), рабов-грузин в XIII–XIV веках должно было быть крайне мало. Берадзе (1989: 119, 120) отмечает отсутствие в документах свидетельств о рабах-грузинах