Книга Виконт Линейных Войск 4 (огрызок) - Алекс Котов

стол к Тамилле.

В вопросах хищнической экспроприации ресурсов ей равных не было, но я взял её с собой не только за этим. В городе наверняка оставались верные Шорту люди и детектор лжи, пусть и порой сбоящий — будет незаменим.

— Хорошо. Кстати, заходил художник, жаловался на то, что его работы развешивают прямо на улицах. Мол, нельзя так поступать с искусством.

Ах да. Художник.

Вчера, сразу после того как мы зашли в опустевшую ратушу — через охрану пробился крайне наглый субъект, с тонкими усиками и в неопрятной одежде, со следами краски. Товарищ этот назвался Жераром и предложил нарисовать мой портрет. Сперва я хотел послать его куда подальше, благо дел было настолько невпроворот, что на городских сумасшедших его совершенно не было. Но вдруг меня осенило.

Я выдал ему десять монет серебром и приказал нарисовать десять, как бы сейчас выразились, карикатур. Шорт, в виде мяча, что катится из города. Шорт, что лопнул как шарик и так далее. Задумка была проста, пусть читать умеют далеко не все — картинки понятны даже идиоту. Затемно, художник вернулся с ворохом аляпистых картинок, получил свою плату и новый заказ.

Утром его работы развесили по самым оживленным местам города. Конечно, холсты вряд ли продержатся долго под дождем… Да и их кто-нибудь попросту может украсть или порвать. Но зато, в отличие от глашатаев, они не устают. Весомое подспорье, как мне кажется.

А теперь, значит, он жалуется на то, что его работы просто висят на улице, принося пользу, а не пылятся во дворце?

— Я не жаловался на то, что его картины слишком аляписты для искусства… — Начал я, но Тамилла вдруг возмутилась.

— Это прекрасные образчики раннего стиля Мальевского стиля. Грубый экспрессионизм, вкупе с прогрессивным минимализмом!

— Господи, мне нужна доходчивая пропаганда, а не искусство! Не хочет, чтобы его работы висели на улице — пусть ищет другого дурака, что платил бы ему за каракули. Что-то я не заметил, чтобы он был дохрена богатым!

Тамилла гневно насупилась.

— Прибивать их к стенам — это выбрасывание денег на ветер. Картины, нарисованные во время восстания, представляешь, за сколько их можно было бы продать?

— Я больше забочусь о том, чтобы тот, кто на них посмотрел — доходчиво понимал, что Шорт — проиграл, и воспринимал его, как неудачника. Причем надо внимательно следить за теми, кого выводят из себя эти рисунки. Большой шанс, что рыло у них в пуху.

Она всплеснула руками.

— Их быстро уничтожит первый же дождь!

— Пусть тогда нарисует еще больше. — Пожал плечами я.

— Представь, сколько денег тогда будет уходить, чтобы поддерживать их количество. Может, хотя бы развешивать их в помещениях? Там они лучше сохранятся.

— И в помещениях тоже… Впрочем, можно закрыть их стеклом. В будущем. Сейчас мне некогда этим заниматься. — Слегка пошел на попятную я. Всё же, художник — это не печатный станок, а холст — это не дешевая бумажка. В самом деле, оно дороговато выйдет… Но сейчас в самом деле не до этого.

— Хорошо. Я передам художнику, что в будущем его картины защитят. — Она достала блокнот и сделала пометку. — К слову, по дороге сюда я встретила людей из замка, они шли к ратуше.

— Значит, мы с ними разминулись. — Пожал плечами я.

Всё же, слуги замка в первую очередь подчинялись деду, а уже потом мне, что делало их чуть менее полезными. Но сейчас каждый человек на счету, можно будет привлечь и их, хотя прямо скажем, в замке тех, кто способен держать оружие раз-два и обчелся.

В комнату постучали. Я обернулся. Тяжеленая, обитая сталью дверь арсенала отворилась и на пороге показался запыхавшийся солдат.

— Ваша милость, Командир Тил докладывает — в воздухе замечен вражеский грифон.

— Где, когда, на какой высоте?

— Только что, на востоке. Кружит очень высоко, не разглядеть даже цвета рода.

Черт, бинокли, сука, бинокли нужно сделать. Или хотя бы подзорные трубы.

— Наверняка из рыцарей Маркиза… Или даже Герцога. Разведчик. — Заключил я. Быстро появился, намного быстрее, чем я ожидал.

Похоже, визит в ратушу нужно отложить, сперва пройтись по позициям войск.

— Еще на выезде из города задержали краснодеревщика с семьей, что пытался уехать. Говорят, он делал мебель для поместья. Ждем приказов.

— На каком из выездов?

— Северном! — Отрапортовал солдат.

Отлично, по дороге к позициям войск.

— Пусть ожидают, я скоро там буду.

— И еще, господин… Люди, которых вы вооружили… Они разгромили кузницу и подожгли дом, где была его семья. Когда кузнец выбежал из горящего дома — они забили его до смерти. Семья сумела сбежать, пока люди отвлеклись на кузнеца.

Я нахмурился. Крайне дерьмовая новость.

— У них были на это причины?

— Кузнец занимался починкой оружия и брони для стражи Шорта. Поговаривают, что он был близок с начальником стражи.

— Это не причина. Может, он их спровоцировал?

— Нет, господин, группа людей пришла к кузнице, с криками, что сожгут предателей.

Я протер глаза, под которыми уже образовались мешки от бессонной ночи. Дьявол. Неудивительно, что краснодеревщик попытался сбежать. Теперь из города сбегут все, вплоть до булочника, что страже хлеб подавал.

— Нужно их арестовать.

— Арестовать? Но они… за нас? — Неуверенно проговорил солдат и тут же глубоко поклонился с извинениями.

— Я обещал жизнь всем. Мне нужны деньги и люди, а не трупы. Тамилла — Я махнул рукой на торговку. — Определит степень вины каждого из тех, кто работал на Шорта, и каждый заплатит за всё, что он сделал. Но решать кто и сколько — буду я. Не они. Эти люди взяли в руки моё оружие, но пошли против моей воли. Пусть сегодня глашатаи донесут это до каждого жителя города, что самосуд недопустим. Пусть в присутствии целителя, на главной площади их стегают плетями до тех пор, пока они не осознают глубину своей ошибки. Я не потерплю тех, кто творит бесчинства, прикрываясь моим именем! Если кто попробует пойти по их стопам — то ощутит не жгучее прикосновение кнута к спине, а ласковое объятие веревки на шее!

Солдат поклонился и убежал передавать приказ, а я вздохнул.

Возможно, сейчас я поступаю как лицемер, ведь я сам заложил основу, отдав на растерзание толпы бургомистра. Но и эти люди проявили лицемерие. Никто так и не осмелился нанести Казимиру последний удар. Его избитое, но живое тело, просто погрузили на телегу и бросили в темницу. Однако, простого кузнеца они с радостью убили. Да еще и подожгли дом, где была совсем уж непричастная семья.

Никакая это не революционная решительность. Просто