Книга Ночь над Манхэттеном - Кристин Лестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующая мысль заставила его подпрыгнуть: а что, если это — очередной розыгрыш? И письмо было специально оставлено на экране, и все очень похоже инсценировано под рассеянность Мадлен?
Впрочем, о чем это он? Какой же это розыгрыш, если он сам… Глупость какая!
Джонни еще раз пробежался глазами по тексту. Интересно, а про Долсона — правда? Такая знаменитость и Хэтти… Неужели он каким-то образом оказался другом ее детства? Надо как следует допросить Мадлен, ведь они все учились в одной школе. Хм. Любопытная парочка — Мадлен и Хэтти. Что же я сразу-то не разглядел?
Джонни вздохнул и пошел в свой кабинет. Как бы там ни было, а он сейчас поступил плохо. Нельзя читать чужие письма, даже если кто-то оставил их на экране для тебя!
Хэтти проснулась со странным ощущением чуда. Легкий утренний ветерок в приоткрытую форточку принес запахи весны и солнца. И она сначала не смогла понять, почему так явно пахнет цветами. Причем не просто цветами, а ее любимыми голубыми тюльпанами? Это — редкие цветы, Джонни никогда не мог их найти к празднику, ко дню ее рождения. Но Хэтти знала, что иногда надо баловать себя безо всякого повода, и покупала любимые цветы, расставляя их по всему дому мелкими букетиками.
Это все — ее давняя страсть к духам! Она вообще была неравнодушна к запахам и могла уловить тончайшие ноты, которые не чувствовал, кроме нее, никто. А уж «услышать» свои любимые тюльпаны, пусть даже и через форточку, вообще не составляло никакого труда. Хэтти открыла глаза и сладко потянулась — причудится же такое! А потом замерла, глядя в окно.
И в самом деле, откуда в форточке голубые тюльпаны? Она немного поморгала, но мираж не исчезал. Тогда она выдохнула и, счастливая, прошептала:
— Оливер…
Наверное, так же как для нее ясны и понятны были запахи, Оливер мог улавливать тончайшие звуки. Потому что на свой едва различимый шепот Хэтти тут же услышала из окна:
— С добрым утром, хорошая моя!
Он заглядывал в комнату и улыбался, положив подбородок на скрещенные пальцы. В этот момент Хэтти узнала, что такое счастье. Да-да, именно в этот момент. Ибо для того, чтобы стать счастливой, не нужна буря сильных чувств или острая радость. А нужно вот так… Синие тюльпаны в форточку и нежное солнечное утро.
— Спасибо за цветы.
— Ты вчера говорила, что это любимые.
— Ты искал их всю ночь?
— Да, лазил по зеленым холмам, рвал и складывал в охапки… Можно войти?
— Конечно. — Она выбралась из-под одеяла и встала ему навстречу, не замечая, что одета в смешную детскую пижаму.
Оливер перелез через подоконник и оказался в комнате. Посмотрел на Хэтти, не выдержал и улыбнулся.
— Тебе очень идет!
— Ой! — Она попыталась глупо прикрыться пледом.
— Нет, правда! Гораздо лучше, чем платья или джинсы.
— Ты думаешь?
Он шагнул к ней:
— Хэтти…
— Что, Оливер?
И оба замерли, споткнувшись о нерешительность. Каждый подумал об этом: как неудержимо хочется броситься сейчас в объятия друг друга… а дальше — будь, что будет!
— Хэтти.
— Что?
— Разве могут два счастливых человека быть счастливы не до конца?
— Счастливы?.. Оливер, я… — Она тоже сделала шаг ему навстречу — и остановилась. Трогательный момент был безнадежно испорчен шарканьем тапочек за дверью и стуком.
— Хэтти, птичка моя, с кем ты чирикаешь в такую рань?
— Это моя бабушка, — сказала Хэтти упавшим голосом.
В самом деле, могло ли быть иначе? Разве могли они сейчас… Хэтти покраснела до ушей и закрыла лицо руками, отвернувшись.
— Не огорчайся, все будет хорошо… Просто — все еще будет.
— Как малые дети, честное слово! — не отнимая рук от лица, прошептала она.
— Ничего, все правильно. Мы знакомы всего три дня… Иди ко мне и не плачь.
— Четыре, — сипло поправила она, уткнувшись ему в плечо.
Оливер улыбался и гладил ее длинные волосы. Ангел он, что ли?
Между тем стук в дверь повторился.
— Хэтти!
— Иногда, — неожиданно светским голосом начала Хэтти, — она бывает крайне вредной и коварной. Готова поклясться, что она видела, как ты влезал в окно, и теперь сгорает от любопытства.
— Все бабушки такие. И у меня не лучше.
— Оливер, я…
— Все просто замечательно, Хэтти! И — ни слова больше! — Он держал ее щеки обеими ладонями и рассматривал лицо. Он был чуть ниже ее ростом. Потом аккуратно поцеловал в губы.
Провалиться на этом месте! — в отчаянии подумала Хэтти. Это просто редчайший в природе мазохизм! Красавец-мужчина приходит в спальню с букетом редких цветов, а она стоит в детской пижамке и выслушивает бабушкино ворчанье под дверью! Где такое еще поискать?
Со странной злостью на себя, на бабушку, на весь мир, она первая обняла Оливера и принялась жадно целовать. Она съест его, она голодная, она просто сегодня не завтракала! И пусть бабуля только попробует войти и что-нибудь сказать! Молодое тело Оливера мгновенно отозвалось на ее поцелуй, и на несколько секунд им обоим показалось, что, в общем-то, нет смысла противостоять страсти, снедающей их с первого вечера знакомства. И нет на свете такой причины, по которой они должны сейчас себе в этом отказывать! И нет никакой бабушки под дверью! И вообще нет ничего вокруг, кроме голубых тюльпанов и солнца, бьющего в окно…
Как ни странно, Оливер очнулся первым.
— Все-таки… Хэтти, я сейчас за себя не ручаюсь. Еще немного…
— Мне плевать!
— Ты — такая утренняя, такая теплая и сонная! Хэтти!.. Хэтти, нам надо остановиться.
Она почти обиженно отпрянула назад. Губы щипало, тело горело огнем.
— Извини, я не должна была…
Он тоже, казалось, был очень смущен. Несколько секунд оба молчали, глядя в пол. Из-за двери не доносилось ни единого звука.
— Ты меня еще с бабушкой не познакомила.
— Пригласить ее сюда?
— Не злись. Я думал, что мы… В любом случае мы бы… Словом, давайте вместе позавтракаем? А то я голодный — всю ночь тюльпаны собирал.
Он обезоруживающе улыбался, и Хэтти в отчаянии закусила губу — разве можно в такого влюбляться? Это очень опасно: он прекрасен и наивен, как дитя, а она — почти на пять лет старше!
— Милочка, у тебя гости?
— О господи, да! — Хэтти подошла к двери и распахнула ее так, что чуть не сорвала с петель. — У меня мужчина в гостях! Может, оставишь нас в покое?
— Здравствуйте. — Оливер клацнул ботинками и отвесил бабуле профессиональный «английский» поклон. Так могли кланяться только чистокровные англичане! — Меня зовут Оливер.