Книга Романс для вора - Борис Седов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне?
Роман смерил рьяного молодого торгаша оценивающим взглядом и, видя, что остальные продавцы, знавшие его, с интересом следят за ситуацией, нахмурился, помял подбородок и ответил:
— Как вам сказать… Там на улице стоит моя машина. Вы не могли бы поменять правое заднее колесо, по-моему, оно слегка спустило. Да, и еще стекла. Протереть стекла. Кстати, у меня дома нужно еще мебель переставить.
Улыбка медленно сползла с лица начинающего бизнесмена, он не нашелся, что ответить, а Роман, подмигнув другим продавцам, добавил:
— И еще почистить ботинки.
Продавец растерянно оглянулся в поисках поддержки, но, увидев довольные улыбающиеся физиономии, понял, что его разыграли.
— Извините, — снова улыбнулся он, — я не знал, что вы постоянный…
— А если бы не постоянный, — ответил Роман, проходя мимо него, как мимо вещи, — то, значит, можно задавать идиотские вопросы?
Подойдя к старшему продавцу, Роман милостиво подал ему руку и сказал:
— Толик, блин! Я сколько раз говорил тебе — береги наш великий и могучий! А ты что?
Толик пожал плечами и ответил:
— А бесполезно. Против течения все равно не попрешь.
— Ага. В канализации тоже течение имеется. И если ты туда попадешь, то, значит, так и будешь плыть, пока тебя не вынесет куда-нибудь в сливную яму?
— Так ведь… Все так разговаривают! — сказал Толик. — И ничего другого вроде уже и не понимают.
— Да уж, — вздохнул Роман, — каких трудов мне стоило отучить тебя говорить: «Что вы хотели»… Вроде отучил, а теперь — «Вам чем-нибудь помочь?»
Роман помолчал и добавил:
— Лингвисты, блин… Ладно. Михаил Александрович у себя?
— Да, — кивнул Толик, — наверху сидит.
Кивнув ему, Роман вошел в дверь с надписью «только для персонала» и стал подниматься по лестнице, ворча под нос:
— Вам чем-нибудь помочь… Уроды! Слышал бы вас Пушкин…
Добравшись до второго этажа, Роман кивнул скучавшему на стуле здоровяку с короткой стрижкой и недобрым лицом, который, узнав его, скупо улыбнулся, и остановился перед белой финской дверью, на которой имелась позолоченная табличка:
«Фирма „Пиксель“. Генеральный директор М. А. Арбузов».
Подмигнув охраннику, а точнее — братку, оберегавшему покой и саму жизнь вора в законе Арбуза, Роман постучал в дверь и прислушался.
— Войдите, — донеслось из кабинета.
Роман толкнул дверь и вошел.
На белом кожаном диване, стоявшем напротив большого телевизора, сидел худощавый мужчина в светлом костюме и черной рубашке. Увидев Романа, он улыбнулся, неторопливо поднялся с дивана и сказал:
— Привет, Ромка!
— Привет, Мишка! — ответил Роман, и они обнялись накрест.
— Присаживайся, — Арбуз гостеприимно повел рукой в сторону дивана. — Чай, кофе, потанцуем?
— Чай, кофе — да, — кивнул Роман, опускаясь на пышные подушки дивана, — а насчет «потанцуем» — нас могут неправильно понять. Особенно твои сотрудники.
— Это точно, — засмеялся Арбуз. — Значит, танцы отменяются.
Он подошел к стеклянному столу, на котором имелись телефоны, компьютер, факс и прочие чудеса оргтехники, и сказал в селектор:
— Танечка, принеси нам чайку и кофейку. И всего другого, что полагается.
— Сию минуту, Михаил Александрович, — нежно пропищал селектор в ответ.
— Ишь ты, — усмехнулся Роман, — «сию минуту»… У Боровика вовсе не так жирно, как у тебя. Он лично, без всяких слуг, достает жалкую бутылку пива из своего ржавого сейфа.
— А вот нечего было в менты идти, — назидательно ответил Арбуз и уселся в просторное министерское кресло с высокой спинкой.
Открыв коробку сигар, он придирчиво выбрал одну из них, обрезал ее гильотинкой в виде зубастой головы вампира и сказал:
— Тебе не предлагаю. Знаю, что ты не любишь сигары.
Затем он прикурил от зажигалки, изображавшей статую Свободы, и, выпустив под стол струю вонючего дыма, спросил:
— Ну и что там у тебя?
— А что у меня? — Роман пожал плечами. — У меня все как обычно. Сам знаешь — артисты, гастроли, поклонницы… Ну, правда, есть еще новости. Буду давать благотворительный концерт в «Крестах».
— Да ну! — Арбуз весело удивился. — Прямо в самих «Крестах», говоришь?
— Ага. Во дворе, под открытым небом.
— Это здорово… — Арбуз прищурился. — Это, знаешь ли, очень даже интересно.
— Ну, в общем, ничего интересного. Я ведь уже выступал несколько раз в колониях.
— Не-е-е, ты не путай. Колонии — это тебе не «Кресты». Колония общего режима — это что-то вроде принудительного пионерлагеря. Ну разве что с вертухаями и прочими радостями. А «Кресты» хоть и считаются изолятором временного содержания — всетаки тюрьма. Настоящая, с мрачными казематами и страшными злодеями, сидящими в камерах.
— Злодеями… — Роман вспомнил разговор с Боровиком. — Что же ты так неласково своих коллег называешь?
— Как хочу, так и называю, — усмехнулся Арбуз. — Так, говоришь, в «Крестах» петь будешь?
— Ну, если ничего не изменится — буду, — кивнул Роман.
— Не изменится, — уверенно сказал Арбуз. — Такие решения не меняются. Ты же понимаешь, что до того, как тебе предложили выступить там, все было обсуждено и одобрено на самых разных уровнях и в самых разных… э-э-э… сообществах.
— Понимаю. О, кстати, чуть не забыл!
Роман полез во внутренний карман просторной холщовой куртки и извлек оттуда запечатанный лазерный диск.
— Я тебе обещал и вот — держу слово. Как это у вас говорится — за базар отвечаю. «Татуированный ангел», мой последний альбом.
— Это здорово! — обрадовался Арбуз. — А я уж думал, ты забыл о своем старом друге. Все девкам раздарил.
— Ну вот еще! — возмутился Роман. — Может быть, я и свинья, но не до такой же степени. Давай ручку, автограф напишу.
— Давай-давай, автограф — это хорошо.
Арбуз нашел на столе ручку и швырнул ее сидевшему на диване Роману.
Тот поймал ручку в воздухе и, распечатав альбом, начал писать на вкладыше автограф.
— Вот черт… — выругался он, — бумага эта лакированная… На ней лучше фломастером писать. Так… И вот так. Держи!
Закрыв коробку, он бросил ее Арбузу.
Поймав ее не менее ловко, чем Роман поймал ручку, Арбуз открыл альбом и стал читать вслух дарственную надпись.
— Так… Дорогому Арбузу от друга детства. На память, — в интонациях Арбуза появилась язвительность, — а также с наилучшими чувствами и пожеланиями. Что за банальщина! Ты бы еще пожелал мне счастья в личной жизни.