Книга Русская тайна Казановы - Юлия Ефимова

– Я-я-я… – ему ничего быстро не приходило в голову, и он отчаянно тянул время.

– Не обращай внимания, – усмехнулась Нора, – жених у твоей старшей дочери заика. – И уже тише, но все же чтобы Янис слышал, добавила: – Ну ты же понимаешь, у девочки поезд уходит, вот и подбирает дефектный товар. Сделай парню скидку, все-таки он твой будущий родственник, – и вновь громко расхохотавшись, Нора вышла из зала, показав тем самым брату, что разговор закончен.

* * *

Ольга Леонидовна Гусь увидела в толпе прилетающих знакомое лицо и помахала рукой. Высокий и статный мужчина с красивой сединой на голове, заметив ее, искренне обрадовался и почти побежал к ней навстречу, расталкивая на ходу неторопливых туристов.

– Ольга, – он первым делом поцеловал ей руку и протянул букет крупных белых хризантем, – ты, как всегда, великолепна.

– А ты, как всегда, с цветами, – улыбнулась она ему в ответ.

– Их по-прежнему девять, девять опоздавших хризантем, – подтвердил он.

– Ты летел с ними? – усмехнулась она.

– И стюардесса весь полет следила, чтобы они не завяли. Что только не делают деньги, – опять усмехнулся он, но уже как-то грустно. – Жаль, что они не могут исправить прошлых ошибок.

Ольга смутилась, опустила глаза и почувствовала, что ей сейчас опять двадцать.

– Спасибо, Платон, что так быстро прилетел. Мне Павел сказал, что у тебя дела и ты не можешь быть на свадьбе Златы, но ты мне сейчас очень нужен.

Они вышли из здания аэропорта, и сочинское солнце, как горячий душ, обдало их своими безжалостными полуденными лучами.

– Не хочется тебя разочаровывать, – сказал Платон, – но меня никто на свадьбу не приглашал. Ох уж этот Пашка, дурак, до сих пор тебя ко мне ревнует. Ну и что случилось?

– Нужна помощь твоей крестнице, – сказала Ольга, поглаживая руль своей машины, и на этих словах голос сорвался. – Я боюсь, что Павел сегодня подарит этот проклятый камень Злате и этим очень обидит Киру, а она еще больше будет чувствовать себя ущемленной. Ты же знаешь, твоя крестница и так очень закрытый и обиженный на мир ребенок. Этот камень заставил родных людей ненавидеть друг друга в семье Павла, не хочу, чтобы так было и в моей.

– А что, и Лев, и Нора тоже здесь? – усмехнулся Платон.

– В полном составе, – вздохнула Ольга. – Две недели назад прилетела даже Айгуль. Нора же уже месяц живет у нас как на курорте.

– Она все с тем же самовлюбленным мальчиком Коленькой? – интересовался Платон ради приличия, что-то тщательно обдумывая в это время.

– Мальчик вырос, ему уже почти тридцать, хотя ее сын Глеб, которому уже двадцать четыре, смотрится рядом со своим отчимом почти ровесником. Он, кстати, тоже приехал два дня назад, – отвечала Ольга, ловко передвигаясь по узким улочкам Сочи.

– Да, у тебя дома настоящий серпентарий, – пожалел ее Платон.

– Ты же знаешь, я терпеливая, – сказал Ольга так, словно имела в виду что-то другое.

– Ну, это даже не обсуждается, – Платон решил не замечать ее серьезного тона и перешел на шутливый. – Ты ведь живешь с Пашкой, а это может выдержать только человек огромного терпения. Я это знаю как никто, потому что сам его терплю с детства.

– Мне кажется, пришло время, – не поддержала его шутливый тон Ольга. – Как ты тогда сказал, время правильных решений. Я думаю, что готова к ним.

– Ну ты же понимаешь, – немного помолчав, произнес Платон, – что это будет чревато для твоей семьи, и ты можешь просто не выйти из этого боя без потерь.

– Наверное, я могу об этом пожалеть, – сказала Ольга, – но я должна это сделать для Киры. Пойми, хоть я сопротивляюсь и убеждаю себя, что так лучше, но я чувствую перманентную вину перед своей старшей дочерью. Возможно, и этот проклятый камень я воспринимаю так жестко именно поэтому.

– Ну, насчет камня можешь не переживать, я нашел одну вещь, которая перебьет любой камень.

Платону хотелось поддержать эту по-прежнему красивую женщину. Сейчас он был готов на все, лишь бы она перестала кусать до крови свои пухлые губы. Для него она оставалась тем самым белым лебедем, которого он увидел в Большом без малого тридцать лет назад.

– Я сегодня познакомлю вас со своей невестой, – сбивчиво говорил Пашка приятелям.

Они дружили с детства. Три красивых мальчишки из интеллигентных и богатых московских семей понимали друг друга с полуслова.

– Ну зачем мы вам, – противился Платон и подмигивал своему другу Родьке, предлагая смыться. – Своди свою пассию в Большой, произведи впечатление, а мы вас в кафе на Кузнецком подождем, там и познакомимся.

– Это сюрприз, – таинственно говорил Пашка и насильно тянул друзей за собой, – вы должны пойти.

При всем своем воспитании и мамином насильственном посвящении в московские театры Платон не любил Большой. Не только за неинтересный ему балет и оперу, которую он просто не понимал и не принимал, но и за помпезность зала и кресел. Пашка же достал билеты вообще в ложу бенуара на первые места.

– Ты хотел, чтобы мы поближе рассмотрели ноги балетных девиц или произвести впечатление на свою пассию? – продолжал шутить Платон, но уже шепотом, потому как началось представление. – Жаль, что она не пришла, я думаю, у тебя был шанс ее покорить. Надеюсь, девица стоила тех усилий, которые ты потратил на поиск этих билетов.

Представление шло полным ходом, но оно не занимало внимание Платона, и он продолжал вяло острить, мечтая утащить друга Родьку из царства пафоса и не замечая, что друзья не отрываясь и даже с каким-то ненормальным восторгом смотрят на сцену.

– Вот она, – не слушая бредни друга, показал Пашка. – Вот, смотрите, это моя Ольга.

Платон взглянул на нее и пропал. Лишь одна мысль стучала у него в голове до конца спектакля: «Жаль, что эта красавица в белой пачке – девушка друга. Хотя, возможно, не такие уж мы и друзья». После он очень удивился, узнав, что в голове Родьки были точно такие же мысли.

– Ты знаешь, – сказала Ольга и вернула его из воспоминаний в салон своего шикарного авто, которым ловко управляла, – я в последнее время не могу спать. Просыпаюсь под утро, часов в пять, и лежу смотрю в потолок. Все свою жизнь вспоминаю, и знаешь, это самая большая моя ошибка и самая большая моя заноза в сердце. Молодость, она бесшабашна, и ты себе все прощаешь и оправдываешь любой свой поступок, но когда тебе уже почти пятьдесят, то все воспринимается по-другому, по-настоящему, и ты поражаешься сам себе, как ты умудрился все беспросветно запутать. Так что я готова, это осмысленное решение, Платон. Конечно, катализатором стало вручение этого вечного яблока раздора в семье Гусей, но и без него я все больше склонялась к такому решению.

– Я с тобой, Ольга, ты же помнишь, я за правильные решения, но знай, они перевернут твою жизнь, обратно уже будет ничего не вернуть. И, возможно, твой счастливый мир рухнет под тяжестью событий, которым ты сейчас разрешишь произойти.