Книга Трем девушкам кануть - Галина Щербакова

– Шифер отнесен куда-то близко, – заметил Юрай. – Это, по-моему, соседское дело.

– Я соседей уважаю и такого про них в голову не возьму, – гордо сказал Иваныч.

– А я возьму. – Юрай шагнул через разлом и быстро пошел к соседнему дому.

Иваныч остался во дворе, и был у него странный, растерянный вид человека, который вдруг, враз, посреди улицы потерял память.

А Юрай уже входил во двор к соседу. Дом был закрыт, собаки не было. Ничего не пришлось долго искать. Две шиферины аккуратненько стояли возле сарая, без стыда, открыто, и было видно их предназначение – его указывала лестница, приставленная к крыше. Две ветхие шиферины хозяин уже снял, они валялись тут же… Со двора Иваныча этого никогда не увидеть, и приди он к соседу за спичками-солью – тоже бы не заметил. С другой стороны дома шла починка. И Юрай ясно это представил, как, обнаружив течь, залез сосед на крышу, как увидел чужой запас и дырку в заборе, как пришел ночью и взял и как торопится водрузить шифер туда, где ему и положено быть, ну а потом что? Снимать с шифера отпечатки пальцев?

– Нету у них никого, – сказал Юрай, вернувшись к Иванычу.

– Так на работе же люди! – возмутился Иваныч. – Это же не бездельники. Сосед в районе работает, инспектор. Редкое в нем сочетание – историческое образование и хозяйственность. Он мне на многое открывает глаза. Оказывается, Ленин был еврей. И скрывал это тщательно. Не любил Крупскую, но женился на ней, потому что русская. Сообразил – пошли бы дети и уже не докопаешься.

– Умный сосед, – похвалил Юрай. – Зовут его как?

– Смеяться будешь… Владимир Ильич.

– Владимир… Володя… Лодя…

– Брось, – сказал Иваныч. – Что, я соседа бы не узнал?..

* * *

Это было лишнее. Это была глупость. Но Юрай нашел в районо Владимира Ильича.

– Здравствуйте, Владимир Ильич, – сказал ему. – Верните соседу шифер. Я понимаю – течь… Но пока он дырку в заборе не заделал…

Как же он визжал! Юрай понял, что это не его работа – возвращать краденое и восстанавливать справедливость. Что это, если хотите, вообще дело последнее… Права была мама. Одним словом, от воровства Владимир Ильич не отрекся, но возвращать шифер категорически отказался, а у Юрая потребовал документы и пообещал написать в Москву, чтоб его, щелкопера, и так далее. Слов Владимир Ильич знал много, употреблял их круто, и Юрай вынужден был не просто уйти, а бежать… Вечером же тетка сказала:

– Ты как-то исхитрился здесь со всеми испортить отношения. Мальчик мой?! Ты такой и в Москве? Как же ты собираешься жить?

– Регулярно, – ответил Юрай. – Ты лучше скажи, поухаживаешь за побитым милиционером?

– Этим развратником? – закричала тетка. – Да я бы его собственными руками!

Пришлось все рассказать. Они сидели с широко распахнутыми глазами – две сестры, удивительно похожие в этом своем удивлении.

– Тебе не блазнится? – тихо спросила мама. И словом этим забытым напомнила бабушку, которая слов этих старых и вкусных знала до фига. И она бы никогда не сказала так, «до фига», это его кургузая речь. А мама в минуты волнения всегда говорит бабушкиными словами. Значит, и сейчас она взволновалась.

Мама поверила. Во все и сразу.

– Начало в Горловске, – сказала она. – Завтра мы туда возвращаемся. Я только об одном прошу – будь осторожен. Нас ведь тут никто не защитит.

Мама уже не уговаривала отступиться. Ну, если даже мама…

* * *

– Ты про нас слышал? – закричала с крыльца Алена, едва он отворил калитку. – Как мы звезданулись?

Карел Олег был в больнице.

– Весь в противовесах и гирях, – объясняла Алена. – Я в детстве хромых ненавидела и боялась. Меня бог и покарал… Буду жить с калекой.

– Ну чего уж ты так сразу? Калекой… Снимут железки, забегает…

– Да ты что? Думаешь, я несчастливая? Да нам же как повезло, что он живой остался! Господи! Да пусть сто раз хромает. Разве ж это горе? А детки, слава богу, только побитые и поцарапанные.

Юрай спросил, с чего это они сорвались с места, не догуляв отпуск?

– Это карел, – сказала Алена. – Его ревность. Он решил, что у меня с тобой, Юрай, что-то есть… И что ты специально из-за меня сюда приехал. Дурак он в этом смысле полный, сам напридумывает и мучается.

– А ты не ревнивая? – спросил Юрай.

– Мне кажется, нет, – ответила Алена. – Хотя он же ни на кого не смотрит.

– Слушай, – сказал Юрай. – Я опять хочу спросить тебя про Харьков…

– Чего ты к нему привязался? – закричала Алена. – Чего? Не выходил он ночью в Харькове! Не выходил!

– Если бы мне еще понять, зачем вы такую ерунду так тщательно скрываете. Ну, курил человек, ну, дал другому прикурить… Что такого?

– Не было этого, – ответила Алена. – Не ожидала, Юрай. Вроде ничего плохого мы тебе не сделали.

И она ушла от него, обиженная и злая. А ведь он хотел узнать от нее, как случилась авария. Пришлось плестись в автоинспекцию. Объяснили. На «рафик» Алены налетел шофер-первогодок. Съезжал на шоссе с боковой грунтовки, не рассчитал время поворота и въехал прямо в бок едущей машины. У парня сдвиг по фазе. Он думает, что убил детей.

На обратной дороге – вот же! – снова встретил Алену. Она шла с судочками в больницу.

– Возьми меня с собой! – попросил Юрай.

– Ты спятил! – закричала Алена. – Я ему сказала, что ты уехал. Да если он узнает, что ты тут, он же все бинты с себя посрывает.

– Я ему объясню, что ты мне не нужна…

– Какой ты подлый, Юрай! Я что – не вижу? Ты хочешь пытать его про Харьков. Это ж надо так привязаться к человеку.

– Алена! Скажи, почему это тайна – курить ночью в Харькове?

Алена тяжело вздохнула и сказала:

– Не вмешивался бы ты в чужую жизнь. Постыдился бы детей.

И она ушла. Алена что-то знает?

Что же там было? Что?

Еще один человек на том перроне. Бродил ночью, Валдай. Заика Валдай.

И Юрай поехал в Юзовку.

Он действительно быстро нашел трехэтажный дом. Островерхая с изыском крыша хорошо смотрелась над кирпичной кладки оградой. «Ну уж совсем не Освенцим, – подумал Юрай. – Особнячок какого-нибудь графа. Или завмага».

Металлическую резную калитку открыл сам Валдай.

Показалось или на самом деле полыхнула в глазах Валдая тревога, но только на секунду, на вторую он уже радостно мычал и тряс головой, ожидая счастливой возможности произнести слово.

– Привет, Юрай! – вымолвилось, наконец, у бедняги. Потом он показывал дом с полом «под останкинский дворец», с точеными балясинами лестниц, фигурным переплетением рам – «как в старину», витражами, светильниками, камином.