Книга Как начать разбираться в архитектуре - Вера Калмыкова

Такие печати с именем личного бога и сценой представления человека главе пантеона служили и чисто практическим целям: например, их ставили на глиняные пробки сосудов, и тогда оттиски и сообщали имя владельцев, и служили заклинаниями, оберегавшими содержимое сосудов от сырости, пламени, гниения и от воров. Месопотамцы вели обширную переписку с «родственниками» наверху, писали им проникновенные послания, а те в случае нужды передавали их прошения, также в письменном виде, дальше по инстанциям, вплоть до верховного бога. На земле обращение писал писец, и свой голос он присоединял к мольбам просителя.

Не стоит думать, будто ответственность за свои действия месопотамцы возлагали на своего бога. Они говорили: «Если заглядываешь вперед, твой бог – твой; не заглядываешь, то твой бог – не твой бог» (наш современный вариант: «на Бога надейся, а сам не плошай»). «Я обрел бога», – говорил месопотамец, если его судьба принимала счастливый оборот. В случае проступка человек безоглядно раскаивался:

Бог мой заступник… Когда ты открыл мне глаза      на мои провинности,            публичноте, что тобой забыты,      и те, что тобой названы,            я назову!Я, человек молодой, прилюдно провозглашу свои провинности      перед тобой!

(«Человек и его бог»)

Религия в Месопотамии очень близко стояла к тому, кто называется «простым человеком». Для сравнения: основными в древнеегипетской религии были три момента – это культ солнца, поклонение богам в виде животных и учение об Осирисе, страдающем, умирающем и воскресающем боге, и о бессмертии. В Месопотамии бог плодородия Думузи, как и Осирис, также страдал, умирал и воскресал. Верховные боги также являлись правителями надо всем, однако если в Египте они в большой степени связаны с силами природы и в высочайшей – с качествами животных (откуда происходят и отдельные черты характеров этих богов), то в Месопотамии – с абстрактными категориями Власти (Ан), Силы (Энлиль, или Бел, или Ваал, и Адада), Производительности (Нинхурсаг), Хитроумия (Энки), Царственности (Нанна, Суэн), Воинской доблести (Нинурта), Праведности (Утту, или Шамаш), Бесконечного разнообразия (Инанна, или Иштар).

В обоих государствах искусство работало на укрепление государства, в котором верховный владыка имел полномочия и верховного жреца. Собственно, уже здесь мы сталкиваемся с важнейшей особенностью, характерной с той поры для истории человечества вплоть до нашего времени: искусство, красота стали атрибутом власти, пришли к ней на службу, служа наглядным доказательством мощи, всесилия правителя, его божественного происхождения и права вершить судьбы народов. Боги также воспринимались как красивые.

Так искусство оказалось характеристикой не просто разумного, но и властного человека.

Что же касается низших магических сущностей, то они играли значительную роль в практической жизни месопотамца. Так, чрезвычайно важно было знать и правильно применять символическое значение цифр и чисел. Например, в торговле к ним относились по-особому, потому, что за ними скрывались добрые или злые духи. Имелись и нейтральные, которые можно было спокойно произносить. Так, отмеривая зерно, произносили следующий текст: «Велик и благостен бог наш /первая мера/. Ему нет равного /вторая/». Слова «первая» и «вторая» не произносились, потом спокойно говорили «три» и «четыре» – скрывавшиеся за этими словами сущности не интересовались суетным миром людей. Очень неприятной была пятерка – за нею прятались зловредные божества, поэтому говорили «ваша рука», подразумевая, что собеседнику известно, сколько у него на руке пальцев.

Шестерка являлась нейтральной. Семерки боялись, поэтому вместо нее быстро шептали благословение, а лучше всего считалось просто молчать. Восьмерка не вызывала страха, а вместо слова «девять» говорили: «прошу во имя бога моего». Пересыпая десятую меру, выразительно умолкали, после паузы добавляли «здесь десять», быстро ссыпали одиннадцатую и на следующей облегченно произносили: «двенадцать». Эти многословные формулы призваны были запутать недоброжелательные божества и не дать им прокрасться в отношения между людьми.

И боги, и люди воспринимали все строения как живых существ. Боги обращались к ним в случае необходимости. Иной раз они даже предпочитали общение с домами разговорам с их хозяевами. Чтобы предупредить своего любимца Утнапиштима о грозящем потопе (в Библии Великий потоп, как мы помним, переживает Ной вместе с семьей), его покровитель шумерский бог Эа изложил суть вопроса стенам и тростниковой крыше жилища Утнапиштима. Те и донесли до обитателя хижины весть о грозящей опасности.

Особую роль отводили порогу дома. В нем и под ним обитали духи, макушки которых упирались в лежащие доски, получалось, что, наступая на порог, ты проходишь по голове духа – а кому это понравится? Порог полагалось переступать, а лучше, в знак особого уважения, – перепрыгивать, совершая перед прыжком и после него замысловатые па в знак приветствия. Если стражи порога (вспомним египетских стражников) оставались довольны обхождением, они всячески оберегали людей. Полагалось, например, подержать над порогом новорожденное дитя: божества должны были внимательно рассмотреть его, чтобы впредь узнавать и помогать в различных жизненных ситуациях. Стражам порога жертвы приносились в первую очередь, еще при закладке дома: в основаниях фундаментов найдены жертвенные сосуды и глиняные цилиндры с костями домашних животных.

Стоит на минуту перенестись из Месопотамии в Элладу, чтобы увидеть: особая знаковая роль отводилась порогу и там. В дом мужа в первый раз молодая жена не должна была входить сама: через порог ее на руках переносил муж. Древние верования о божествах порога – хранителях дома были известны и эллинам. Такой хранитель мог принять незнакомого человека за врага и на всю жизнь невзлюбить его. Негативное отношение домашнего гения грозило чем угодно, вплоть до смерти жены или детей. Хозяин дома, внося супругу на руках в их общее теперь жилище, таким способом показывал божеству порога, что отныне эта женщина – часть семьи и относиться к ней надо соответственно.

Деревянный порог «помнил» о своей предыдущей жизни среди деревьев. Поэтому деревья той же породы, как и использованные при постройке дома, старались сажать поближе к нему, чтобы их души могли свободно общаться с досками, своевременно предупреждая о грозящих напастях. Но если, паче чаяния, дерево при падении наносило человеку ущерб или убивало его, тут вершился строгий суд, и «виновник» жестоко наказывался: его корни выкапывали из земли и сжигали, что называется, на глазах у остальных – чтобы молодой поросли и деревьям-ветеранам неповадно было причинять вред человеку. В особо печальных случаях вырубали и молодые побеги, опасаясь, как бы зловредность одного не передалась остальным.

Тростниковые хижины – древнейший тип построек, однако даже в доисторическую, догосударственную эпоху не единственный: строились также и дома с глиняными, тщательно выровненными, порой крашенными и полированными полами и кирпично-земляными стенами. В одном из таких древнейших (V тыс. до н. э.) домов было обнаружено странное помещение: пустой зал, потолок которого опирался на деревянные столбы, а в нем множество глиняных фигурок – женщины, мужчины, дети, лошади, коровы, овцы, козы, свиньи. Здесь же лежали и глиняные модели мужских половых органов. Ясно, что это – самое древнее из известных домашнее святилище, в котором перед богом предстает буквально вся семья, включая, обратим внимание, и домашних животных. Вот наглядное подтверждение свойственного древнему человеку чувства родства всего живущего.