Книга Меч королей - Бернард Корнуэлл

— Жалеешь, лорд? — Этельвульф остановился в изумлении.

— Так и есть, — подтвердил я, воздержавшись от дальнейших объяснений, и повел его по длинному парапету.

Я в самом деле когда-то дал слово защищать Этельстана, но с течением времени все сильнее сомневался в этом. Он стал слишком благочестивым, прямо как его дед, и, как я знал, слишком амбициозным. Амбиции — дело хорошее. Король Альфред, дед Этельстана, имел большие амбиции, а Этельстан унаследовал мечты предка. Мечты эти вращались вокруг объединения государств саксонской Британии. Уэссекс завоевал Восточную Англию, поглотил Мерсию, и не секрет, что он желает прибрать к рукам Нортумбрию, мою Нортумбрию — последнее королевство в Британии, где мужчины и женщины вольны верить в тех богов, какие им нравятся. Этельстан поклялся не вторгаться в Нортумбрию, пока я жив, но сколько мне осталось? Никто не вечен, а я уже стар и боялся, что, поддерживая Этельстана, обрекаю свою страну маяться под ярмом южных королей и их загребущих епископов. И я дал клятву человеку, который, скорее всего, все это осуществит.

Я нортумбриец, Нортумбрия — моя родина. Мой народ — нортумбрийцы, а это суровые, крепкие люди. К северу расположена Альба, где полно жадных скоттов, которые совершают на нас набеги, творят бесчинства и жаждут нашей земли. К западу лежит Ирландия, приют норманнов, вечно недовольных тем, что у них есть, и желающих большего. Даны точат клинки за морем на востоке; они никогда не откажутся от своих претензий на мой край, где уже осело столько их соплеменников. Так что с востока, с запада и с севера нас окружают враги, а страна у нас маленькая. На юге живут саксы, народ, говорящий на нашем языке, и тоже желающие заполучить Нортумбрию.

Альфред всегда мечтал, чтобы все племена, для которых английский родной, жили в одном государстве. Страна его мечты называлась Инглаланд. И судьба, эта сука, управляющая нашей жизнью, распорядилась так, что я сражался за Альфреда и его мечту. Я убивал данов. Я убивал норманнов. И каждая смерть, каждый удар меча укрепляли власть саксов. Я понимал, что Нортумбрии не выстоять. Слишком она мала. Скоттам нужна земля, но у скоттов имелись свои враги: они воевали с норманнами из Страт-Клоты и с островов, которые отвлекали на себя короля Константина. Ирландские норманны яростны в бою, но редко объединялись под властью одного конунга, хотя корабли с драконьими головами постоянно пересекали Ирландское море, доставляя воинов, обживающих дикое западное побережье Нортумбрии. Даны стали теперь осторожнее в отношении Британии, и их суда уходили дальше на юг в поисках легкой добычи. А саксы все набирали и набирали силу. Так что однажды, как я понимал, Нортумбрия падет и достанется, скорее всего, именно саксам. Я не хотел этого, но противостоять такому исходу все равно что обнажать клинок против судьбы. И если от судьбы не уйти, во что я твердо верил, то лучше уж пусть Уэссекс унаследует Этельстан. Эльфверд — мой враг. Его родичи ненавидели меня и, овладев Нортумбрией, обрушили бы всю мощь саксонской Британии на Беббанбург. Этельстан поклялся защищать меня, равно как я поклялся защищать его.

— Он использует тебя! — с горечью заявила мне Эдит, когда обо всем узнала.

— Этельстан?

— Ну конечно! С какой стати тебе помогать ему? Он нам не друг.

— Я всегда любил его.

— А вот любит ли он тебя? — осведомилась она.

— Я дал клятву защищать его.

— Ох уж эти мужчины и их клятвы! Думаешь, Этельстан сдержит слово? Веришь, что он не вторгнется в Нортумбрию?

— Не вторгнется. Пока я жив.

— Он же лис! — воскликнула Эдит. — Он властолюбив! Ему хочется стать королем Уэссекса, королем Мерсии, королем Восточной Англии, королем всего! И ему все равно, через что или через кого придется переступить, лишь бы достичь своей цели. Ну конечно, он нарушит свою клятву! Он ведь никогда не был женат!

— А это-то здесь при чем? — Я воззрился на нее.

Эдит смутилась.

— В нем нет любви, — пояснила она, озадаченная моей несообразительностью. — Его мать умерла, давая ему жизнь. — Супруга осенила себя крестом. — Всем известно, что дьявол метит таких детей.

— Моя мать умерла, давая мне жизнь, — возразил я.

— Ты — дело другое. А ему я не доверяю. И когда Эдуард умрет, тебе следует остаться дома!

Это было ее последнее, горькое слово. Эдит сильная и умная, и только дурак не прислушается к совету такой женщины, однако ее натиск пробудил во мне гнев. Я знал, что она права, но мое упрямство и ее настойчивость лишь укрепили во мне решимость сдержать слово.

Финан соглашался с Эдит.

— Если ты пойдешь на юг, я, конечно, пойду с тобой, — сказал мне ирландец. — Но нам не стоит туда идти.

— Хочешь, чтобы Этельхельм остался в живых?

— Я хотел бы загнать ему Похитителя Душ в вонючую задницу, так чтобы у него глаза на лоб вылезли, — процедил Финан, имея в виду свой меч. — Но охотно предоставлю это удовольствие Этельстану.

— Я поклялся.

— Ты мой господин, — заявил он. — Но круглый дурак при этом. Когда выступаем?

— Как только прознаем о смерти Эдуарда.

Вот уже год, как я ожидал, что с юга прискачет один из дружинников Этельстана с вестью о кончине короля. Но спустя три дня после нашего первого разговора с Этельвульфом вместо дружинника приехал поп. Он разыскал меня в беббанбургской гавани, где сходил на воду починенный «Сперхафок». День выдался жаркий, и я, помогая толкать изящный корпус корабля, разделся до пояса. Поначалу священник не поверил, что перед ним и вправду лорд Утред, но находившийся рядом Этельвульф, одетый как полагается знатному вельможе, подтвердил, что я и есть олдермен.

Король Эдуард, как сообщил поп, еще жив.

— Хвала Господу, — добавил он.

Священник был молодой, он очень устал и стер о седло задницу. Под ним была породистая лошадь, но, подобно всаднику, ее покрывали пыль, пот, и она едва не падала от усталости. Поп гнал вовсю.

— Ты столько проехал лишь сообщить, что король все еще жив? — резко спросил я.

— Нет, лорд. Мне нужно передать тебе послание.

Я выслушал послание и на следующий день, на заре, выступил на юг.

Со мной из Беббанбурга ехали всего пятеро. Одним из них был, разумеется, Финан, а четверо прочих — хорошие воины, умелые в обращении с мечом и преданные. Гонца священника я оставил в Беббанбурге. Сыну, что вернулся с гор и вступил в командование гарнизоном на время моего отсутствия, наказал глядеть за ним в оба. Мне не хотелось, чтобы привезенная священником весть распространилась. И еще велел относиться к Этельвульфу как к почетному пленнику.

— Допустим, это наивный дурачок, — сказал я. — Но я не хочу, чтобы он ускакал на юг и предупредил брата, что я иду.

— Его брат все равно узнает, — сухо заметил Финан. — Этельхельму ведь уже известно, что ты поклялся убить его.