Книга Неподчинение - Гузель Магдеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Меня признали нестабильной, я в больнице лежала, — сказала Зай шёпотом. — А потом Динар сказала, что я опасна для Ясмин. Меня выписали, а у неё няня… Меня все подозревают в том, что я вот-вот на себя руки наложу, Динар хорошо все обставил… Все родные меня жалеют. Для них я больна, а мой муж заботится обо мне, защищает…
Она не плакала. Просто рассказывала. Я смотрю на электронные часы — минуты текут слишком быстро. Скоро уходить, а меня корежит просто, как не хочется Зай оставлять тут.
— Всё будет хорошо, — успокаивать я никогда не умел. — Потерпи немного, Динар должен потерять бдительность.
Зай кивает, смотрит в глаза. Придвигается слишком близко, ещё немного и бедром почувствует мою эрекцию. Обвивает руками плечи. Я думаю о том, что под сорочкой только трусики, что никто не осудит, что Зай сама этого хочет…
— Руслан…
Я сдаюсь, отступаю, но лишь на шаг. Дёргаю Зай под себя, наваливаюсь, контролируя вес и целую в мягкие, податливые губы. Зай выдыхает прямо в мой рот, руки тянутся, задирают сорочку, там, под ней она почти нагая, тёплая, гладкая… А потом Зай скользит пальцами по царапине на моей шее, охает, выбирается из моих объятий, я неохотно выпускаю — так нужно.
— Ты ранен! — и смеётся тихо, услышав про куст с розами. — Я все равно их терпеть не могла.
И оставшиеся минуты, которые я мог бы потратить на изучение её тела она обрабатывает мои раны. Не скажешь же, что заживает, как на собаке, и вообще у меня в анамнезе и огнестрел, и поножовщина. Принцессам и царапины важны. Снимаю футболку, Зай красит меня зелёнкой, что нашлась в аптечке у тумбы. Жжется, да и вид я буду иметь препотешный. Терплю смиренно — настольная лампа освещает Зай сзади, сорочка просвечивает на свету, я любуюсь женственными изгибами её тела.
— Пять минут осталось, — отстраняю я её. — Пойду. Остальное мне Сашка замажет, честное слово. Не провожай, один я свалю по-тихому.
Она все же смотрит в окно, я вижу её тёмный силуэт, когда обхожу дом в поисках наиболее доступного места у забора. Правда, пришлось преодолеть ещё одно препятствие.
Собака совсем маленькая — наступишь, одно лишь мокрое место останется. Она поднимается со ступенек веранды, на которой спала, наклоняет голову, меня рассматривая, блестят в темноте глаза бусинки.
— Я хороший, — шёпотом объясняю я, — страшный, но очень хороший.
Собака тихо рычит, показывая едва различимую в темноте белую полоску крошечных зубов.
— Ок, — соглашаюсь я. — Ты отличный сторож, я это вижу. Только не гавкай, пожалуйста, я тебе в следующий раз сосиску принесу.
Пёсик кивнул. А потом без предупреждения кинулся вперёд и впился зубами в мою щиколотку. Честно — соблазн прибить её был, но такой же маленький, как сама собака.
— Самоутвердилась? — спросил я. — Теперь можно идти?
Выполнив свой долг, то есть покусав чужака, собака вернулась на ступеньку, так и не залаяв. Я перелез через забор — успел в последние минуты до трех часов. Иду по улице, к брошенной вдалеке тачке, царапины жгутся, щиколотка прокушена пародией на собаку, а я пахну Зай, и улыбаюсь, как дурак.
Присутствие в моей жизни Руслана стало спасательным кругом.
Я чувствовала его незримо даже когда оставалась наедине с Динаром. И муж — он видел перемены во мне, я понимала это по его злым взглядам, по усилению контроля за мной и Ясмин.
Последнее далось тяжелее всего: теперь я почти не виделась с дочкой. Дом, такой огромный и чужой, поделился на две половины, в одну из которых ходу мне не было. Там и проводила все свое время моя маленькая девочка, моя Ясмин. Я скучала по нашим совместным завтракам, по гладкости ее волос под ладонью и такому редкому смеху. И только слова Руслана о том, что все будет хорошо, придавали уверенности и сил.
Динар в последнее время часто бывал дома, лично контролируя меня. Та футболка… кажется, он испугался. Испугался того, что я смогу дать ему отпор, что у меня найдется защитник. И мое молчание в ответ на вопросы мужа, несомненно, бесили его ещё сильнее.
Таблетки я пила под его присмотром, чтобы не пропустить ни одной, но спасибо Руслану — его подмена давала мне возможность оставаться в сознании. Я притворялась, Динар сомневался, но верил — куда ему деваться?
В один из дней он разрешил мне ответить на звонок по Скайпу. Со своими близкими чаще всего я общалась так, ещё со времён переезда заграницу. Мы встречались, но это было редко и не так долго, как мне бы того хотелось. Моя эби, всегда называвшая ноутбук шайтан-машиной, сейчас щурилась, вглядываясь в мое изображение на экране.
— Сэлэм, эби (привет, бабушка), — поприветствовала я ее, — ничек хэллэр? (Как дела?)
Татарский язык звучал странно и непривычно, я давно отвыкла от родной речи, практиковалась только во время редких звонков эби.
За последние годы она намного сдала: все ещё ощущался внутренний стержень, но я видела, что морщины стали резче и глубже. Сейчас, когда она отвечала мне, на душе было тепло и уютно.
Эби аккуратно обходила тему моего самочувствия: подобные вопросы уже несколько были табу в нашей семье. Все Динар, настолько позаботившийся обо мне, что даже мама боялась звонить лишний раз и все наши разговоры с семьёй происходили редко и по специальной договоренности.
Таир почти не находил свободного времени, Тимур тоже всегда была занят — то бабы, то работа. А потом привыкли как-то, звонки все чаще стали сходить на нет, только эби да и мама держались ещё. Всем остальным за меня отвечал муж, отправлял снятые няней видео с Ясмин.
Мой диагноз… мне кажется, он тоже немного подкосил моих родных. Наше прощание после свадьбы, такое скомканное, срочный перелет в другую страну, в дом отца Динара. Там не радовали ни солнце, ни пляж, сильный токсикоз и жара делали свое дело. Все чаще я могла только лежать, ощущая, что от малейшего движения тошнота накатывает с новой силой. Динар бесился, — он рассчитывал совсем на другой медовый месяц, а мне вовсе не до секса было.
Я не хотела его совсем, ни его, ни секса с ним. И все эти годы ложась в постель с мужем, я не испытывала ровным счётом ничего, наоборот: настоящее облегчение наступало, когда я понимала, — пронесло, сеанса любви не будет.
— Эйбэт, кызым, Таир балаларны эпкилгэн( хорошо, дочка, Таир детей привез).
Вокруг эби вились двойняшки Таира, Латифа и Мадина, похожие одновременно и на брата, и на его жену.
Заглядывали в камеру, пели песни на заднем фоне, пытаясь привлечь мое внимание, делили розового единорога, — одна за рог, вторая за хвост. Внешне разные, но обе шумные, крикливые, живые. Эби любила их, она всех своих внуков и правнуков любила, но эти первые девочки в роду Шакировых после меня.
А я в глубине души чувствовала к ним ревность. Стеснялась ее, но не могла вытравить, и представляла, что на месте этих шебутных девчушек такой же заливистой птичкой могла ластиться к бабушке моя Ясмин. Разница всего в полгода, они даже ростом почти не отличались.