Книга (не) зажигай меня - Марианна Красовская

Нас будут грабить.

Дилижансы вообще-то грабили очень редко: мало дураков было возить ценности таким транспортом. Да и знатные люди предпочитали передвигаться в своих каретах с сопровождением стражей. Но тут уж звезды сошлись: торговец этот с его саквояжем, с которого он глаз не спускал, богато одетый Аяз и леди Оберлинг, то есть я.

Что ж, у меня ничего ценного нет. Платья и туфли вряд ли заберут, да и не жалко их. А если немного грабителей, то, авось, и отобьемся. Размяла кисти рук: я ведь огненный маг. Сейчас как покажу всю свою силу! Но мой благородный (или глупый) порыв был грубо оборван ножом, прижатым к шее.

— Даже и не думай магичить, — холодно сказала мне Милисента. — Давай, на выход.

Вот тебе и скромная вдова!

Пришлось подчиниться. Вначале я даже не испугалась. Однако ситуация оказалась куда серьезнее, чем я думала. Снаружи было не меньше дюжины разбойников. Наши бандиты, разумеется, с ними заодно. Один держал за плечи торговца, другой легко сжимал шею Аяза. Оба кучера были под прицелами арбалетов и франкских аркебуз. Дурацкое, неметкое оружие, сильно уступающее арбалету: последний и заряжать быстрее, и точность у него выше, и легче он, изящнее. Но вблизи из аркебузы промахнуться сложно, а убойная сила у нее ого-го! На месте кучеров я бы тоже стояла ровно и старалась не моргать. На Герхарда наставили стволы оружия, но он вылез из дилижанса самостоятельно и даже не пытался сопротивляться. За меня боится.

— Мальчики, проверьте сумку господина Гренка, — резким голосом приказала вдова, наконец, убирая мой же кинжал от моей шеи.

Да, проверьте. Мне тоже ужасно любопытно, что там внутри.

Кинжал упирается мне в правый бок — неприятно, но терпимо. Только Герхард отчего-то бледнеет на глазах. И когда только она меня обокрасть успела!

В саквояже торговца оказывается не золото. То есть золото, конечно, но не в монетах, а в ювелирных изделиях тончайшей работы и неописуемой красоты. Да тут целое состояние! На торговца страшно смотреть, по его бледным щекам струятся слёзы. А нечего было жадничать — надо было охрану нанимать! Скупой платит дважды.

— Отличный улов! — радуется вдова, которая вовсе не вдова.

Она стаскивает с головы белую косынку и встряхивает длинными волнистыми волосами. Взгляды мужчин устремляются на эту красоту, и, воспользовавшись моментом, я делаю попытку вывернуться из ее хватки и вызвать огонь. Не факт, что получится — руки трясутся, не могу сосредоточиться. Впрочем, ускользнуть мне не удается — вдовушка успевает схватить меня за косы и сильно дернуть назад: едва мне шею не сломала, бесовка! Силы в ее тонких руках немеряно — она швыряет меня на холодную землю и изо всех сил пинает острым носком сапога в бок. Это ужасно больно, но я, сдерживая крик, глотаю слезы, боясь за Герхарда. Если он сейчас сорвется, его точно убьют.

— Ты хотел девку, Хорт? — раздаётся надо мной звонкий голос Милисенты. — Она твоя. Только осторожнее, не поломай игрушку слишком быстро — нам еще выкуп за нее получать. Девка не простая — она дочь Оберлингов и вдобавок любовница короля. Так что, Хорт, возрадуйся — тебе перепал кусочек со стола самого Эстебана Галлийского!

В отчаянии я думаю, что зря хранила свою девичью честь. Лучше бы я переспала с Эстебаном! Хоть какую-то радость бы познала! Что теперь будет? Выживу ли я? А если выживу, то что дальше? Кому я опозоренная, оскверненная нужна буду? Одна дорога — в монастырь!

Безбородый рывком ставит меня на ноги: как раз к началу представления. Потому что в следующий миг всё переворачивается: Герхард с ревом бросается вперед, раздаются несколько выстрелов, поляну, где мы остановились, затягивает дымом.

— Господа, советую вам бросить оружие, — раздаётся откуда-то сверху холодный голос Аяза. — Тогда у вас есть шансы остаться в живых.

Я задираю голову: степняк каким-то невероятным образом оказался на крыше дилижанса, и в руке у него длинный кнут, свернутый кольцом. И он собирается с кнутом выступить против арбалетов? Безумец!

Между тем Герхарду удалось избавиться сразу от двоих разбойников — вот это выучка! Я всегда знала, что он отличный боец! У одного из бандитов, похоже, сломана шея. Второй лежит молча и старается не шевелиться, но дышит. Впрочем, на боку у медведя быстро расплывается алое пятно: он ранен и, кажется, серьезно.

Раздаётся свист кнута и женский визг: вдовушка с ужасом в глазах хватается за перебитую руку, из которой выпал не нужный ей больше кинжал. Дальнейшее я помню смутно, потому что безбородый выпускает меня из рук, и я, недолго думая, ныряю под карету, чтобы не мешать мужчинам. Меня трясёт так, что зубы клацают друг о друга. Какая мне магия! Баба я, глупая трусливая баба! Под дилижансом я не одна: туда уже забрался торговец. У него в руках оброненный кем-то арбалет с единственным болтом. Он тщательно прицеливается и попадает в чьё-то колено. Еще один разбойник валится на землю. Я изо всех сил зажмуриваю глаза — до огненных мушек, пляшущих под веками — и начинаю жарко молиться пресветлой матери.

Прихожу в себя, только когда сильные руки выдергивают меня из-под кареты.

— Живая, — шепчет чей-то сдавленный голос. — Ранена?

Мужчина ощупывает моё тело, прижимая меня к себе, его руки зажигают в груди потухший было огонь. Широко распахиваю глаза и вижу очень близко обеспокоенное лицо Аяза. Если бы не он! Уверена, один Герхард бы не справился со всеми! Благодарю тебя, пресветлая!

Степняк пугает меня. Его глаза горят безумием. Я шарахаюсь от него, но не так-то просто вырваться из железных объятий. Кажется, получилось только хуже: Аяз склонился ко мне еще ближе. Он одного роста со мной — наши носы едва не касаются друг друга. Со сдавленным рычанием он прижимается ртом к моим губам, жадно раздвигая их языком. Я от возмущения и неожиданности цепенею, даже не сопротивляясь, позволяя ему брать всё, что он хочет: и тянуть меня за косы, заставляя еще больше запрокидывать голову, и по-хозяйски оглаживать спину и бока, и раздвигать коленом ноги. Никто и никогда не целовал меня так глубоко, так жарко. Поцелуи Эстебана по сравнению с этими полуукусами, с языком, овладевающим моим ртом — детский лепет!

Где-то в глубине души приходит осознание, что король и вправду был очень деликатен со мной, не позволяя ничего лишнего. В какой-то момент я сдаюсь, не в силах сопротивляться оглушающей страсти и охватившему меня огню, и отвечаю на поцелуй с не меньшим энтузиазмом. Он — победитель, захватчик, завоеватель. Это его право: взять то, что нравится. Вырвавшийся из моей груди стон он ловит губами, сделавшимися вдруг невероятно нежными — и отпускает меня. Я моргаю ошарашено, трогая опухшие губы, а затем со всей силы бью его ладонью по лицу. На бледной щеке ярко отпечатывается алая пятерня. С ужасом отшатываюсь и жмурюсь — что я наделала? Сейчас он ударит меня в ответ, а сил в его руках очень много — я уже узнала это. Но Аяз только берет мою руку и нежно целует ладонь. Стыд обрушивается на меня: лучше б ударил!

Отпускает меня и совершенно спокойно (словно на его лице не краснеет след от оплеухи) раздает указания на славском: