Книга Священная ложь - Стефани Оукс

Пророк снова повернулся ко мне.

– Надеюсь, Минноу, ты дождешься Его зова. Мы – избранные. Святые пророки небес. И будем щедро вознаграждены за исполнение Божьей воли. Ты не просто встретишься с Ним. Ты будешь каждый вечер вкушать пищу за Его столом. Он омоет тебя и исцелит. Одарит Своим непостижимым зеленым взглядом, и ты будешь навеки спасена.

Глава 15

В Общине я вставала очень рано, чтобы подоить коз и взрыхлить совком грядки, посеять семена или выкопать созревшие овощи. Я привыкла просыпаться еще до рассвета, поэтому теперь каждый день бездумно открываю глаза в одно и то же время, когда воздух только окрашивается красками зимнего утра и тюрьма еще спит. Иногда сквозь решетки доносятся сдавленные рыдания, но чаще бывает тихо и спокойно; можно запросто забыть про охранников с колючей проволокой и представить, что вокруг ничего нет, кроме тебя и собственной души.

Впрочем, в шесть утра каждая люминесцентная лампа вспыхивает, ударяя светом в глаза. Мигом поднимается гомон; здешние обитательницы бредут к унитазам и выстраиваются в очередь в душ.

В душевой приходится раздеваться догола, и чужие взгляды беззастенчиво обшаривают места, которые я привыкла прятать.

На всеобщее обозрение выставляются шрамы, обычно прикрытые оранжевой робой: отметины от хлыста, оставшиеся на спине после бесчисленных порок в детстве, и толстые полосы красной рубцовой ткани, охватывающие обе лодыжки. Впрочем, бросая украдкой взгляды по сторонам, я тоже замечаю на чужой коже сеточки от сигаретных ожогов, красные сморщенные ножевые раны и тонкие белые линии на предплечьях. Тут мои шрамы воспринимаются как нечто совершенно обыденное. Наверное, у каждой здешней девушки прежде был свой Пророк.

Потом следует завтрак: жидкая овсянка и сок из пакетика. И очередь за таблетками.

Из столовой к кабинету медсестры ведет длин- ный коридор. Там в маленьком окошке каждой выдают бумажный стаканчик. Девушки по очереди подходят к окну, берут лекарства и с размаху закидывают в глотку белые, синие и красные кружочки.

Настает черед Энджел. Ее стаканчик полон едва ли не доверху. Она высыпает его содержимое в рот и с хрустом пережевывает.

– Не проще ли проглотить? – удивляюсь я.

– Так быстрее подействует, – отвечает та. – Тем более аддералл по вкусу как «Скиттлз».

Мне полагается только одна таблетка – зато большая и в крапинку, будто яйцо.

Энджел в сотый раз спрашивает, что это.

– Точно не риталин[3]. И не ксанакс[4]. Может, торазин[5], но тебе-то он зачем?

Я в ответ отмалчиваюсь. Не хочу ей говорить. Женщина-врач, которая осматривала меня по приезде, сказала, что обязательно нужно принимать этот препарат каждый день.

– Не вздумай никому продавать таблетки, – строго предупредила она.

Врач пояснила, что я слишком медленно расту – видимо, от недоедания. Велела обязательно съедать все, что дают в столовой, а еще каждое утро пить витамины в большой дозировке, как бы больно они ни обдирали горло.

Мы идем обратно в камеру. Таблетки, похоже, уже действуют – Энджел становится более веселой и разговорчивой, чем обычно.

– Думаю, настала пора преподать тебе урок, – объявляет она.

– Какой еще урок?

– Жизни в тюрьме. – Она плюхается на пол. – Первым делом ты должна уяснить, что все здесь делятся на банды. Девчонки предпочитают торговать и держаться вместе. Проще всего с мексиканками. Если раздобудешь лак для ногтей, чтобы им, сразу с ними поладишь. Не вздумай связываться с метамфетаминщицами! У них все мозги набекрень, только и твердят, что о своей химии – как будто она здесь в магазине продается… Стоит вежливо напомнить, что они вообще-то за решеткой, как им совсем сносит крышу. Короче, они больные сучки.

– А ты с кем?

– А я ни с кем. Лесби в целом нормальные, просто держатся сами по себе. На занятиях мы иногда пересекаемся. Они всегда исправно делают уроки, читают книжки, и все такое. В общем, пытаются наладить жизнь. Хотя тоже себе на уме. Короче, не знаю… Здесь нет никого, с кем можно было бы спокойно поболтать по душам.

– А как же я?

Энджел качает головой.

– С тобой еще неясно. Я пока не решила.

– Как будто у тебя есть варианты и ты можешь меня прогнать, если надоем.

– Могу. Просидишь здесь столько же, сколько я, – тоже начнешь командовать.

– А тебе сколько еще сидеть?

– Не лезь.

– Что?

– Не твое дело. Это личное.

– Угу, личное, – хмыкаю я.

– Что тебя не устраивает?

– Господи, я слышу, как ты ночами писаешь в унитаз. Какие тут могут быть личные дела?

– Поэтому я предпочитаю держать в тайне все, что только можно. Не все такие болтушки, как ты.

– Ладно, секретничай, Пиписька, – хмыкаю я. – Теперь буду так тебя называть. Сама напросилась.

Энджел щурится – видимо, хочет улыбнуться, но тут же берет себя в руки.

– Вот что еще важно, – продолжает она. – Пора уже сменить словарный запас.

– Это как?

– Хватит разговаривать таким тоном, словно ты в церкви. Здесь так не говорят. «Господи!» – передразнивает она. – Как будто ты из машины времени вылезла.

– Но я не знаю никаких ругательств.

– Я тебе сейчас целый список составлю!

Энджел встает, вырывает листок из тетрадки и огрызком карандаша выводит пять или шесть слов. Потом протягивает мне.

– Я не умею читать, – приходится напомнить ей.

– Даже буквы не знаешь?

– Не все.

Энджел задумчиво кривит губы.

– Ладно, давай так.

Она тыкает пальцем в первое слово и произносит его по слогам, заставляя повторить. Сердце колотится – не только от того, что изо рта вылетают дьявольские слова, но и потому, что меня впервые учат читать после Берти.

– Просто запомни, и все будет хорошо.

– Почему ты мне помогаешь? – спрашиваю я.

– Чтобы потом меньше болела голова. Если влипнешь в беду, не хлопай ресницами и не жди от меня помощи. Потому что я в твои дела лезть не буду. И еще одно. Если не понимаешь, о чем речь, молчи. Не говори ни слова. Иначе точно влипнешь.