Книга Последний стожар - Дмитрий Емец

Теперь Ева мельком подумала, что можно было бы попросить соседей посмотреть на камерах, не запечатлелся ли на них тот парень, прилипший носом к их стеклу… Нет, наверное, не стоит. Слишком хороший вечер. Мама просветлённая, и торт, и день рождения, и котошмель…

После ужина Ева поднялась к себе и открыла скетчбук, служащий ей дневником. В нём она рисовала, сюда записывала свои мысли, заметки о животных, вклеивала театральные афиши, меню из кафе. Сейчас Ева просто сидела на стуле и поглаживала ладонью плотную бумагу. Ей хотелось распутать клубок сегодняшнего дня, что-то зарисовать, записать, что-то для себя понять – но никаких сил уже не оставалось.

На часах было уже далеко за полночь.

– Надо сделать что-то великое! – тут Ева зевнула в первый раз. – Что-то такое замечательное, сильное, особенное! Что-то такое, чего никогда не было и что потрясло бы всё человечество! Даже не знаю… – сказала она и… легла спать.

⁂

Ночью Еве снились бредовые сны. Словно она, затаившись, сидит в тёмной комнате, а её ищет огромная рука. Вот она шарит повсюду, трогает предметы. Комната большая, но рука всё ближе, ближе…

И вдруг рядом что-то завыло, захлопало, послышались возбуждённые голоса. Все это втиснулось в сон, сон, не вместив новых впечатлений, треснул по шву – и Ева проснулась. На соседском участке случился переполох. Приехала полиция. Сполохи от мигалки озаряли забор. Мама вышла посмотреть, в чём дело.

– Говорят, кто-то к ним лез… Ужасно надоели, параноики! – сказала мама, зевая.

Ева напряглась.

– Кто лез? – спросила она.

– А я откуда знаю? На камерах какой-то бред… то бабки, то гномики какие-то… Их бы к нам в цирк! Вот где фокусники! Кладёшь пачку кофе в железный ящик, закрываешь на ключ. На другое утро открыла – полпачки кто-то отсыпал и на шоколаде следы зубов…

И мама легла спать. Через два часа Еву разбудил крик петуха. Петух жил в доме наискосок – у единственной более-менее нормальной соседки, у которой тоже не было камер и электрического забора. Петуха соседка купила два года назад, чтобы его зарезать. Не зарезала. Пожалела. Потом решила, что петух вошёл в возраст, и решила его женить. Купила ему курицу. Потом ещё курицу. Теперь кур у соседки было с десяток, а петух часов с пяти утра начинал радостно встречать рассвет.

Ева встала и отправилась кормить своих зверей и проверять, кто новый родился за ночь и кто кого съел. К сожалению, такие моменты происходили регулярно. Из дома она вышла пораньше, чтобы не ехать на ужасной электричке в 8:02, которую она теперь боялась. Кто знает – вдруг к ней каждый день прицепляют магический вагон?

Вот она родненькая электричка в 7:41! Вагоны красные, прекрасные! Люди ходят, люди бродят, люди голос подают. То контролёры толпой пробегут, то безбилетники, то кто-то с динамиком на груди продаёт свежую прессу. Эта электричка хорошая, шумная, а вот та, что в 5:40, – это тихая жуть. Как поезд на тот свет. В вагоне только четыре лампочки горят, все пассажиры сидят тихие, ссутуленные, все отдельно. Кто-то дремлет, кто-то себе шапку натянул на самые глаза – а за окном такая сосущая темень, такая слякоть, и дождь бежит по стёклам.

Ева доехала до вокзала, вышла и позволила толпе нести себя к турникетам. И тут она увидела их. Четверо мужчин и женщина. Они стояли немного в стороне, у колонн за турникетами, словно кого-то поджидали. Один, держа в руках большой фонарь, направлял рассеянный свет этого фонаря на толпу. Причём не хаотично ёрзал лучом туда-сюда, а держал фонарь так, что невозможно было пройти через турникеты, не попав в луч. У женщины в руках была книга с прорезью в обложке, и если кто-то казался ей подозрительным, она смотрела на него сквозь прорезь.

Остальные трое обеспечивали охрану – стояли за спинами этих двоих, держа в руках разные предметы. Один – туристический коврик, другой – большую подушку, а третий – дерево с обмотанными пакетом корнями. Предметы вполне невинные, но когда Ева посмотрела на подушку в первый раз, то наволочка на ней была в красный горошек, а когда во второй – красный горошек исчез, зато появились какие-то яблочки, причём даже близко не красные. Да и с деревом творились не меньшие чудеса. В первый раз оно смахивало на яблоню, а потом вдруг стало ёлкой.

Еву отделяло от турникетов метров десять. Проход в этом месте сужался, и люди, которым она мешала проходить, сердито толкали её в спину. Ещё немного – и силой толпы её должно будет пронести сквозь турникеты, где она сразу попадёт в луч, чего она почему-то боялась.

Ева попятилась, надеясь выбраться из толпы, и налетела на женщину, толкнув её рюкзаком с учебниками. Женщина не обиделась, даже напротив.

– Не пропускают? Дуй за мной! Ребёнка затолкали! Дорогу, граждане! – закричала она и, ухватив Еву за лямку рюкзака, потянула её за собой к турникетам. Ева отчаянно рванулась у неё из рук. Женщина, не отпуская, начала кричать ещё громче. Никогда люди не орут так громко, как когда пытаются сделать доброе дело, а им мешают.

На шум повернулся тот самый тип с фонарём – молодой, с чёлкой как у пони. Напряжённо заскользил глазами по толпе и вдруг вскинул фонарь, осветив подозрительное место. Испытывая неосознанный ужас перед этим лучом, Ева присела на корточки, укрывшись в толпе, а потом на четвереньках поползла назад к электричке.

Женщина её уже не держала. Пытаясь не думать, как выглядит со стороны, и не слушать ворчание людей, которым она мешала, Ева проползла шагов десять, вскочила, уверенная, что луч ей больше не страшен, – и почувствовала жжение. Повернув голову, она увидела, что к её левому плечу прилипла оранжевая нить. Ева рванула её – бесполезно. Нить растягивалась, как влажный клей, покорно провисала, петляла в толпе, огибая людей, но не рвалась. Ева попыталась избавиться от неё: бегала вокруг столбов, заставляя нить обматывать их, а потом резко дёргала, пыталась скинуть куртку, надеясь, что нить прилипла к одежде, а не к коже – куда там! Избавиться от нити было так же невозможно, как перерубить ножом луч солнца.

Решив уехать на ближайшей электричке, Ева метнулась к вагонам, но чья-то рука цепко ухватила её за запястье. Она оглянулась и увидела парня. Лица его было не разглядеть: до носа оно было прикрыто козырьком бейсболки, на которую сверху был натянут ещё и капюшон. Отчётливо Ева различала только его губы, часть щеки и носа. Роста среднего, гибкий. Было в нём что-то гимнастическое. Стоял не сутулясь, а даже как бы чуть прогибаясь назад. Ева много повидала циркачей на своём веку и умела уловить эту цирковую расслабленную жилку.

– Не дёргайся! Магзели тебя заарканили! Теперь паутина так и будет волочиться! – парень кивнул на прицепившуюся к Еве нить. – Ты всерьёз, что ли, думала, что от паутины можно ползком удрать? Теперь слушай… Придётся прорываться!.. Бежим! – Он оглянулся, прикидывая расстояние, и, не отпуская руку Евы, побежал.

Уже через десять метров у Евы возникло чувство, что её ноги отрываются от земли. Парень тащил её так, словно её прицепили к грузовику. Задевая кого-нибудь, Ева всякий раз вежливо и мягко произносила «ой!». Потом, по мере того как парень ускорялся, она говорила уже «ай!», потом «ах!», а затем и вовсе ничего не говорила, потому что люди валились вокруг, как кегли. Внезапно парень остановился, взглянул на нить и покачал головой: