Книга Алискина мечта - Татьяна Волк

Двери подъехавшего лифта разъезжаются перед нами, и я жду пока следом за мной дед войдет. Он заходит, снова останавливается рядом со мной, и я нажимаю кнопку первого этажа. Двери закрываются. И я слышу уже его вздох рядом с собой.

— Шаболда — это у нас в старину так болтунов называли, — неожиданно говорит дед, прерывая неловкое молчание между нами. Я обернулась к нему, когда он продолжил. — А ты в детстве ещё той болтушкой была. Не раз видел, как с моей бабкой на скамейке сидела и трещала без умолку.

Я насупилась, потому как хоть и не потаскуха, а все равно мало приятного. Но дед Степан только усмехнулся.

— Болтала ногами и сказки моей Христюшке рассказывала. Что вырастешь и замуж за принца выйдешь.

Я действительно вспомнила нечто подобное. И в самом деле говорила подобную ерунду его жене. Баба Христина мне нравилась. Хотя я не очень понимаю, почему все называли её именно так. Или Христя, Христюшка, как дед Глеба. Она понимающая была. Сердобольная какая-то. Дед Степан больше снасмешничать любит. И вид у него вечно какой-то хитрый. Как у лиса. А она действительно меня слушала и даже будто верила во все мои глупые детские фантазии. А ещё в такие моменты к нам их Глеб подходил.

— Банты свои теребила и нос задирала, — ударился в воспоминания старший Степнов.

— А ваш внук тогда меня за эти самые банты и дёргал, — поморщилась я. Ещё смеялся надо мной, что я такая большая и в какие-то сказки верю.

— Так вестимо. Ты моему болвану давно нравишься, — хмыкнул дед, объясняя странное поведение внука. Конечно шестилеткой я его Глебушке как девушка не нравилась. Старик мне о другом говорит. Но почему он так навязчиво пытается мне своего внука сосватать, я не понимаю. Не думает же он в самом деле, что я от Глеба беременна. Он нас вместе-то всего один раз и видел. И то внук ему тогда объяснил. Что я для него лишь соседка. Поэтому и оборвала деда Степана довольно грубо:

— Глупостей не говорите!

Да и не об этом мне думать сейчас нужно! Даже если и есть там что-то со стороны Глебки, то стоит ему только о моем положении узнать, как тут же сдует его с моего горизонта. Как и всякого мужика. Кому интересно с беременными непонятно от кого возиться? Женщин что ли мало вокруг?

Двери перед нами уже несколько секунд как открылись на нужном этаже, и я конечно хотела было выйти, но дед преградил мне дорогу своей тростью.

— Цацка, он у меня дурак конечно, раз тебя в свое время проворонил, но в общем-то парень хороший. Так что ты тоже нос-то уж сильно не задирай. Приглядись к нему?

Смотрит на меня вопросительно. И даже с надеждой какой-то. А я снова тяжело вздыхаю. Может у деда, соседа нашего, со зрением и есть проблемы, но со слухом-то точно нет. Неужели его совсем не волнует, что мне скоро не до мужских привязанностей станет? Да и не верю я, что у Глеба действительно ко мне какой-то серьёзный интерес есть. Кроме того, что он глазами по моему телу с моих лет восемнадцати шарится любит, больше я с его стороны ничего такого и не заметила.

12

Как так получилось, что в итоге я уже полтора часа слушаю байки старшего Степнова я сама не поняла. Наверное, просто гулять ночью одной по темным улицам, дожидаясь пока мать остынет, мне показалось ещё более глупой и опасной затеей. Вот и дошла вместе со стариком до скамейки рядом с парадным. Соседки перед самым подъездом клумбы разбили. Пахнет травой и цветами. И как обычно кто-то жарит картошку. А я сижу рядом с дедом Степаном. С которым до сих пор и разговаривать-то не очень стремилась. Всё-таки как странно порой складывается жизнь.

К счастью хотя бы других соседей рядом с нами нет. Точнее соседок любопытных, которые вечно донимают неудобными вопросами. Старик при них отмалчивается обычно. А тут оживился. Чаще пожилые люди всё молодость свою вспоминают, а мой сосед, как будто всерьёз решил внука пристроить. Причем именно мне. Столько подробностей про Глебку узнала.

— Кукушка моя нам его подкинула, — это он о дочке своей. Говорит о ней всегда с какой-то грустью и сожалением. — Недоглядели мы в ней что-то.

Иначе ему сложно объяснить, почему его дочь бросила своего сына чуть ли не сразу после его рождения на родителей, а сама сбежала на поиски лучшей жизни. Говорит ещё про неё, заканчивая как-то странно:

— Вот и парень мой без неё вырос, как Буратино неотёсанный, — поворачивается опять ко мне. — Цацка, он грубоватый у нас получился. Не умеет, как этот твой, нежничать.

Скорее чувства выражать нормально. С Глебкиными заскоками мне вообще порой сложно понять, что ему от меня надо. Вернее, чисто по-мужски понятно конечно что. Но то как он этого добивается, скорее из себя меня выводило, а сейчас и вовсе не имеет значения. Поэтому только вздыхаю который раз.

— Дед Степан, ну зачем вы мне говорите-то это всё? У меня через несколько месяцев свой Буратино появится, которого ещё обтесать надо будет. Вы же всё понимаете прекрасно. И внуку вашему я такая точно не буду нужна.

Не то что бы он мне сейчас нужен. Но просто, по-моему, этот разговор бессмысленный. Только дед всё на своем стоит.

— Так дети же разве помеха? Ты главное соглашайся, а дальше разберемся. Своих и чужих так вырастим, что все своими будут!

Я немного ошалела от такой настойчивости. Даже растерялась. Так что не обратила внимания на то, как во двор машина заехала и двери позади меня хлопнули с минуту или две назад. Поэтому и чуть не подскочила от неожиданности, когда за своей спиной усталый голос самого Глеба услышала.

— Дед, ты опять?!

А ещё покраснела почему-то как матрёшка при его появлении, не понимая, какую часть разговора он слышал.

— Сколько раз тебе объяснять? Не про нашу честь Карамелькина. Всё. Давай поднимайся. Домой тебя отведу.

Морщит свой лоб и как будто ещё и иронизирует надо мной. Мне почему-то стало обидно. Сама столько раз давала ему понять, что он мне не нужен. А когда он сам вот так витиевато решил от меня отделаться, то меня это задело. Действительно цацка. Игрушка, побрякушка и есть, как дед говорит. Отвернулась от Глеба, а он старику своему ворчащему подняться помогает. Дед Степан недоволен, что его внук так ведет себя, но прощается со мной, прежде чем в дверь подъезда зайти. Я поднимаю голову, чтобы взглянуть на окна нашей квартиры, когда старик с Глебом скрываются в подъезде. В окне нашей кухни всё ещё горит свет. Мать конечно ещё не ложилась, но ведь и за мной не выйдет. Надеюсь что хотя бы не будет больше кричать, если я сейчас поднимусь.

Сцепила пальцы в замок на коленях и решила на всякий случай ещё десять минут во дворе посидеть. Хотя бы дождаться пока Степновы в свою квартиру зайдут. Мне кажется я правильное решение приняла, когда решила ребёнка оставить, но почему-то горько. Ногти болезненно впиваются в кожу на руках, и я непроизвольно опять начинаю хлюпать носом. Конечно не по этой причине. Просто дико что сильнее всего я ощутила свое одиночество в этом мире именно тогда, когда точно оказалась не одна. Нас теперь двое. Никому ненужных.