Книга Автономный режим - Андрей Ливадный

Все это сберегли, интегрировали в современный облик мегагорода.

Жизнь тут не замирала ни на минуту, двадцать семь часов в сутки, четыреста двенадцать дней в году Раворград – сердце современной цивилизации, сосредоточие власти, политический и культурный центр Обитаемой Галактики – жил ритмом событий, происходящих в различных мирах.

Над океаном сгущалась тьма, сияние Раворов постепенно обрело форму алых факелов, пологие маслянистые волны искрились отраженным светом, и город с тысячелетней историей выглядел вечным, незыблемым – миллиарды огней затмевали холодный свет звезд, стирая ощущение бесконечности Вселенной…

В сотне километров от Раворграда, на широком мысу, о который с глухим шумом разбивался прибой, располагалась летняя резиденция главы Конфедерации Солнц.

Ни одно здание здесь не поднималось выше крон вековых деревьев. Незримые защитные поля куполом накрывали комплекс сооружений, под которым располагалась выстроенная еще в период Галактической войны бункерная зона.

Млечный Путь по диагонали пересекал небосвод. Вдали от городских огней звезды сияли ярко, мрак неба казался бездонным, словно Вселенная пристально взирала на людей, молчаливо напоминая о вечности мироздания и бренности всего остального.

На одной из многочисленных террас, откуда открывался великолепный вид на океан, в этот поздний час работали устройства голографического воспроизведения.

Александр Юнг, недавно избранный президент Конфедерации Солнц, заметно нервничал, прохаживаясь среди разноликих информационных пространств.

Бездна космоса, черная нить Рукава Пустоты, режущий взгляд сгусток звездного огня, сотканный из миллионов отдельных искр, черный город инсектов, голографическая модель Сферы Дайсона – так среди людей было принято называть древний искусственный мир, построенный миллионы лет назад Единой Семьей цивилизации разумных насекомых, – все это характеризовало одну и ту же проблему, иллюстрировало ее с различных ракурсов восприятия.

Президент пребывал в скверном расположении духа. Позволив эмоциям возобладать над здравым смыслом, он оказался в уязвимом положении, понимал это, но все равно не мог обуздать противоречивые чувства.

Вообще-то, Александр Юнг считался успешным политиком. Двадцать лет назад он с отличием закончил Элианский институт межпланетных отношений, работал в дипломатическом корпусе Конфедерации, затем стал самым молодым сенатором в истории Совета Безопасности Миров, представляя интересы родной планеты – Кьюига.

И вот он на вершине политического олимпа.

Все казалось достаточно простым, знакомым, понятным вплоть до вчерашнего утра, пока на его личный терминал не поступил доклад из управления внешней разведки Флота.

Президент неприязненно взглянул на окружающие его объемные изображения. «Нет, военные, как всегда, преувеличивают, – подумал он. – Они ведут свою игру, нужно выслушать их, понять, что за тайный замысел вынашивают адмиралы Флота».

В глубине выходящего на террасу тоннеля послышался отчетливый звук шагов.

– Сюда, господа, – раздался голос начальника охраны. – Президент ждет вас.

Юнг резко обернулся, затем усилием воли взял себя в руки, выражение его лица изменилось, вместо тревоги в облике президента теперь читалось натянутое спокойствие.

Первым в круг света вошел адмирал Мищенко, за ним появился адмирал Кречетов, следом границу света и тьмы пересекли генералы Дягилев и Штейнер.

– Рад видеть вас, господа. – Александр Юнг повел себя сдержанно, с подобающим (как ему казалось) достоинством, хотя, обмениваясь рукопожатиями с Мищенко и Кречетовым, он испытал недопустимую для президента оторопь. Оба адмирала – личности легендарные, не менее известные, чем Шейла Норман, Илья Горкалов или Николай Сокура.

Начальник мнемонического отдела Флота генерал Доминик Штейнер и глава управления внешней разведки Юрий Дягилев не вызывали у Юнга столь резких, неоднозначных эмоций. Оба офицера хоть и занимали ключевые руководящие посты, но держались в тени, избегали публичности, а это невольно умаляло их статус в глазах общественности.

Александр Юнг по инерции мыслил стереотипами межпланетного политика. Он оценивал «фигуры», мысленно соизмерял их «политический вес», не понимая, что кулуарная борьба за власть чужда этим людям, чьи характеры выковывались на сломе эпох, в постоянном соприкосновении с иными космическими расами.

– Прошу, господа. – Он указал на ряд кресел. – Я вызвал вас в связи с докладом, поступившим из управления внешней разведки. – Президент прошелся между голографическими экранами. – Буду откровенен: мне непонятен его удручающий лейтмотив! – Он исподлобья взглянул на Дягилева. – Почему практически на каждой странице встречается термин «война»?!

Ни резкий тон президента, ни его попытка с хода взять инициативу не возымели желаемого эффекта.

Генерал Дягилев прекрасно слышал вопрос, но промолчал, лишь недоуменно пожал плечами.

– Юрий Сергеевич, я к вам обращаюсь!

Дягилев встал.

– Доклад составлен на основе данных, собранных в течение всего периода активной разведки звездного скопления О’Хара, – ответил генерал. – Десятилетия ежедневного риска, жизни офицеров Флота, отданные при разведке гиперсферных трасс, опыт нелегких контактов с представителями иного разума – вот что легло в основу документа, под которым стоит моя электронная подпись! – В голосе Дягилева прорвалось глухое раздражение. – Термин «война» не трактуется двояко, господин президент. Я считал, что нас вызвали для обсуждения экстренных мер, связанных с обеспечением безопасности населенных миров Обитаемой Галактики!

На щеках Александра Юнга проступили пятна нездорового румянца. Он задержал дыхание, не в силах побороть гнев, – дерзость Дягилева заслуживала немедленной реакции, но обозначить свою позицию президент не успел – в ситуацию вмешался адмирал Мищенко.

– Конфедерация действительно стоит на краю пропасти, – сухо произнес Дмитрий Сергеевич. – Меры необходимо принимать немедленно, даже если они будут носить крайний, резкий и непопулярный характер. Еще один необдуманный, бесконтрольный экспансивный шаг, и будет поздно. Для всех.

Сказал это тихо, без напряжения и злости, но для Александра Юнга каждое слово адмирала Мищенко несло особый смысл. Как искушенный политик, он умел читать подтекст, мгновенно подстраиваться под стереотип психологии оппонента и сейчас вдруг ясно представил, как эскадры Флота Конфедерации покидают системы базирования, как стягивается в кулак невероятная мощь, как крейсера, несущие на борту аннигиляционные установки «Свет», в сопровождении фрегатов прикрытия, погружаются в гиперсферу, чтобы материализоваться за сотни световых лет от Элио, среди феерии звездного огня, и нанести серии беспощадных превентивных ударов по Диким Семьям цивилизации инсектов.

Сердце президента билось глухо и неровно. Кровь прилила к лицу, в ушах возник шум.

Проклятие… Он пытался взять себя в руки, но ничего не получалось. Иной уровень власти предполагал совершенную иную, непомерно высокую меру ответственности за каждое сказанное слово, каждый поступок, решение. «Вот она – мечта всей жизни, вершина политической карьеры», – неприязненно подумал Юнг, невольно вспоминая недавнюю эйфорию, когда дикое напряжение предвыборной гонки осталось позади и, казалось, можно спокойно вздохнуть, так нет, настал первый рабочий день на посту президента, и вдруг, словно удар кулаком в лицо, короткий доклад с грифом «Особо секретно».