Книга Больное сердце - Татьяна Соломатина

Хотя и не раз уже и не два Соня уверяла Валеру, что и на исторической родине супермаркеты ломятся от упаковок, пакетов, коробок и прочих емкостей. Так же, как и не раз и не два ехидно под запотевшую рюмку водки, она просила его вспомнить: неужто он в Москве своего детства, юности и даже зрелости ничего слаще цветков хризантемы, что гнили нынче в его американском холодильнике, не ел? А разве не вспоминала Сонечка с Валериным другом Максом винницкие борщи Максимкиного детства, истекая ностальгией? Разве не ронял хмельную мужскую слезу номинант на Нобелевскую премию в области биологии за достижения в какой-то термоядерной гидропонике, пусть эту премию и не получивший, но при полном параде рядом постоявший, Максим Ильич Белогурский, вспоминая запах малороссийских помидоров и южноукраинских абрикосов? Разве не бил себя в грудь кулаком сам Валера, пару недель назад мечтавший «еще раз» вдохнуть запах свежеиспеченных «кирпичей», что привозил по ночам в московский двор его детства шофер хлебобулочного комбината? И вот опять – двадцать пять, нате пожалуйста: «Дома-то, небось, нет таких кунштюков!» Добрая память подменяется с течением времени недобрыми пропагандистскими стереотипами даже у добрейших.

– Валера, а в Америке есть сливочное масло? – спрашивает у хозяина, искренне моргая незамутненными глазами, Сонечка.

– Что вы, что вы, Софья! Сливочное масло – это холестерин! Смерть сосудам!

– Валера, ну уж вы-то, как дважды прошедший адовы круги биохимий, нормальных и патологических анатомий и физиологий, должны помнить, что без сливочного масла, то есть без холестерина, нет нормальной выработки коллагена, а следовательно, нормального состояния подкожной клетчатки и соответственно тургора кожи. Валера, маргарин – плохо, сливочное масло – хорошо. Кроме того еще, что первое невкусно, а второе – напротив. Валера! Ну, вспомните, вспомните же! Свежесваренный кофе с положенным ему кофеином. К нему – душистый хлеб, только что из печи, безо всяких навечно сохраняющих мягкость разрыхлителей, увлажнителей и красителей, щедро намазанный сливочным маслом. Или, скажем, сладкий чай. С сахаром, а не с сахарозаменителем, не вызывающим диабета, но провоцирующим рост опухолевых клеток у лабораторных крыс. Итак, помним, свежий хлеб со свежим слезящимся сливочным маслом и самым обычным российским сыром из самого обычного молока – это к кофе с кофеином. А к стакану сладкого от сахара, а не от таблеток чая – тот же самый хлеб с тем же самым маслом, но уже покрытый слегка присоленной красной икрой. Не из запаянной жестянки, а контрабандно прилетевшей с Дальнего Востока, а? А?! Я уже не говорю о том, что эти мидии – не мидии. Эти отмороженные креветки – не креветки, будь они хоть с динозавров размерами. Помидоры эти – что угодно, но только не помидоры, а так называемые фрукты ваших лотков и супермаркетов – взаимозаменяемы, что бы ты ни купил. Виноград точно так же стекловатно волокнист, как персик, а персик так же безвкусен, как огурец. Последний похож на смешанные в миксере клетчатку, воду и нитраты в гранулах для посыпания газонов. И даже в дорогущих бутиках все то же самое, я специально проверила, не поскупилась. Возможно, где-то и есть благословенные рынки, полные торговок с собственноручно выращенными на земле при помощи обыкновенных солнца, воды и труда плодами, но мне такие в Бостоне и Нью-Йорке не встречались. Да и вы с Аллой предпочитаете посещать супермаркет раз в неделю, а не базар ежеутренне. Так что, я не спорю, это удобно и дешево, но не говорите мне, что это вкусно и полезно!

Все это с раздражением проговаривала Сонечка, чувствуя себя в то же время последней неблагодарной скотиной. Но она так злилась на себя за то, что снова не могла отказать гостеприимному хозяину «составить компанию» и благодаря своему малодушию опять оказывалась накаченной этой безвкусной однотипной биомассой из коробочек с разными названиями, как мясная убойная корова генномодифицированным силосом. Злость на себя рикошетом попадала в Валеру. Особенно если тот, паче чаяния, пускался в рассуждения о «тамошних» очередях за колбасой и «тутошнем» доступном последнему велферщику изобилии.

– Нет у нас очередей за колбасой, а в этой известке нет вкуса и смысла. Одни чертовы калории! Можно мне кофе с кофеином?

– Это же вредно, Сонечка, – шептал Валера.

– Зато не бессмысленно! – шипела девушка в ответ.

Оба затягивались сигаретами и некоторое время молчали.

– Курить, кстати, ужасно вредно, ужасно! Вам, как врачу, хоть и психиатру, должен быть известен сей факт! – отпускала шпильку Сонечка.

– Да-да, дурная привычка, – рассеянно отвечал хозяин. – Мы все умрем рано или поздно от того или иного. Главное, «не дай мне бог сойти с ума, уж лучше посох и тюрьма…» – начинало носить его по волнам собственных страхов.

– Но не такая дурная, как кофе без кофеина и белые кислые таблетки вместо сахара! Возьмите хотя бы Джоша. Он курит. Но он никогда, повторяю, никогда не ест эту отвратительную еду, «готовую к употреблению после разогревания ее в микроволновке». Он собственноручно готовит, я видела! Видела у него в руках на его собственной кухне кусок свежей телятины. Свежайшей! Валера, вы помните запах парной телятины? Это настолько тонкий, сладкий, естественный до одури запах, что лично я ощущаю себя собакой и, захлебываясь предвкушением, забываю, как говорить на немногочисленных известных мне языках. И еще я видела у него картошку, не идеально белую, а нормальную такую картошку, запачканную землей. Надеюсь, не идентичную натуральной. Где он ее взял? Надо будет непременно спросить. И я не знаю, где он покупал ту клубнику, которой меня в последний раз угощал, но она была похожа на настоящую. Впрочем, возможно, ее опрыскивают жидкостью с запахом, «идентичным натуральному», и делают внутриклубничные инъекции препарата с «идентичным натуральному» вкусом. А еще Джош покупает лисички. В специальных магазинах.

– По сорок долларов за килограмм! – оживляется Валера. – И вообще, Джош мне особенно нравится тем, что он молод, не утратил вкуса к жизни и ему не лень потратить целую кучу усилий на то, что лично мне кажется уже бессмысленным.

– Может быть, это и есть единственно осмысленное дело – тратить усилия на простые вещи. Например, на приготовление вкусной еды, – тяжело вздыхает Сонечка.

– Хотите конфет? Они вкусные. Низкокалорийные, даже диабетикам можно.

– Нет, нет и нет!

Еда стала главным проклятием Сонечкиной Америки.

Может быть, где-то и есть правильно питающаяся Америка, и Соня не раз видела стройных женщин просто так, в городской толпе, а не в голливудских блокбастерах. Их, признаться честно, было меньше, чем на родине, но все-таки они были.

Но в той Америке, куда попала Сонечка, ели везде и всегда.

На утренних врачебных конференциях в MGH.

На клинических разборах в B&W госпитале.

На лекциях в Harvard Medical School.

На встречах в русскоязычных общинах.

Во время телемоста с Вашингтоном в каком-то историческом особняке в окрестностях Бостона.

Во время осмотра достопримечательностей.