Книга Акушер-Ха! Вторая (и последняя) - Татьяна Соломатина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А то – мешает, страсть! Я еле-еле вылезла и еле-еле иду враскорячку. – Зрелище не для слабонервных, учитывая, что из одних Хуанитиных штанов можно было пошить одёжки для десятка маисовых людей. Я, сдерживая смех и своё живое воображение, осведомляюсь:
– И?
– Еле дотащилась до роддома. Сняла штаны, а там…
– Что?!! – уже всерьёз заинтригованная и чтобы побыстрее, спрашиваю я. А про себя думаю – неужто Хуанита там хрен силиконовый или ещё какой нужный предмет забыла.
– Что-что?! Трусы и колготы!
– Как?! – просто ухнула я, подавившись хохотом, но сделав вид, что от сочувствия. Думаю, неужто Хуанита трусы с колготами как-то не так натянула. Хотя, как не так-то их можно?
– А так! Когда пришла с работы в прошлый раз – штаны стянула и на спинку кресла забросила. Сегодня утром нацепила, как приличная, свежие. И сверху – брюки. Со спинки. И забыла совсем, что сняла-то тогда всё вместе. А вот эти, позавчерашние, – тут Хуанита тыкнула в меня комком, вытащенным из-под подушки, – в штанине застряли!
Тут я уже выскочила в коридор, потому что сил моих никаких больше не было сдерживаться.
– Что, и вам показала трусы с колготами? – сочувственно поинтересовалась акушерка.
– Угу! – я только и смогла выдавить из себя, трясясь мелкой хохотливой дрожью.
Девочка моя рожала нормально, но долго. В родзале народу было много. Предродовые были заняты, но спать с Хуанитой в одной дежурке было выше всех человеческих пределов. Не только моих. С ней вообще никто не спал в одном помещении. Потому что храп богатырский. И ещё. Она могла облиться околоплодными водами. И, зайдя в дежурку, снять пижамку размером с хороший парашют, встряхнуть её, невзирая на лица, и повесить сушиться на радиатор.
Вообще-то Хуанита была хорошая. Только мужика у неё не было, и ела она не в пример детям из субсахариальной Африки. Как не в себя ела. Однажды наша юная доктор-интерн Леночка по доброте душевной предложила Хуаните домой её подвезти. На «Оке». На заднем сиденье. Вот это было зрелище! Страшно. Душераздирающе. Куда там Маркесу с его Эрендирой.
Не едите после шести? Может, тогда не надо в 17.59 приходовать омлет из семи яиц, если в 17.58 вы расправились с большой пиццей на толстом корже. И специальность по велению сердца выбирайте, а не по запаху родительских стоп. Ну, и трусы с колготами снимайте отдельно от брюк.
Давным-давно, когда из нанотехнологических кремов с липосомами был только рыбий жир, я работала в обсервационном отделении родильного дома. Туда поступали не только дамы с лазерной эпиляцией, но и лохматые во всех смыслах и местах цыганки. Они не только не знали результаты тестов на ВИЧ и РВ, не только как пишется отчество «Элиазаровна», не только многого чего другого, но и сколько им, родимым, лет и который нынче год от Рождества Христова. В принципе, никто толком не знает, сколько там лет от того Рождества – все календари условны. В принципе, никто из женщин толком не может озвучить свой биологический возраст – срабатывает эволюционный защитный механизм. Действительно, во многих знаниях многие печали, поэтому, как говорится, и Нагваль бы нам всем навстречу, но… Дело в том, что история родов – документ не столько и не только исторический и сатирический, сколько юридический. И если – тьфу-тьфу-тьфу! – там чего не так, то нам не по паспорту отвечать, а по всей строгости закона. А он, как известно, мало того что dura lex, так ещё и sed lex.
Поэтому, когда в один далеко не прекрасный день поступила к нам в обсервационное отделение родильного дома цыганка на вид лет шестидесяти, но в родах, то мы догадались, что внешность сей фемины обманчива, потому что во столько, на сколько она выглядит, – уже не рожают. А она – рожает. Честно попытались выяснить, сколько же ей на самом деле, но она не сознавалась. Говорила, то ли тридцать, то ли сорок – точнее уж и не припомнит. А паспорта нет. И роды какие по счёту – не знает, потому что считать умеет только до трёх или деньги, а роды не в деньгах измеряются, а в детях. А детей у неё больше трёх, но точнее она сказать не может, потому что дети – они тоже не деньги, а одни расходы. Особенно девочки, пока они воровать не научатся. Пардон, гадать. Вот так вот она про возраст и детей ничего и не вспомнила. Не говоря уж об абортах и прочих деталях акушерско-гинекологического анамнеза – это вообще мимо, за такие вопросы она так на нас посмотрела, как рублём подарила. Юбилейным. Фигурально, конечно. На вопрос о начале половой жизни так выпучилась на акушерку приёмного покоя, что нам всем стало страшно. И страшно весело. Хотя весёлого, надо признать, было не то чтобы мало, а не было совсем. У ромалы налицо – вернее, на другие места – были все признаки страдания внутриутробного плода: из неё подтекало что-то мутное и кровянистое, сердцебиение плода было приглушенное и брадикардия около ста ударов в минуту при норме до ста сорока – всё это не оставляло нам шансов. Хотя свидетель Бог, как мы не хотели идти в операционную. И не потому, что только что оттуда. И не потому, что она не обследована, и, значит, мы опять подвергаем себя риску инфицирования всем-всем-всем, где самым «безобидным» может оказаться гепатит С. И не потому, что лекарств и шовного материала – как обычно для века нанотехнологий – с гулькин хрен. А потому что ленивые мы, доктора-убийцы, и есть очень хочется. Но, назвался груздем – полезай в резиновые перчатки и хирургический халат.
Полезли. Оперируем. И понимаем…
Что по медицинским показаниям пришла пора экстирпации этой конкретной цыганской матки. Даже не надвлагалищной ампутации, а конкретной такой экстирпации со всем прилегающим и полагающимся.
Пришла пора. Не потому, что у нас задницы в мыле.
А потому что status present[6]всех её женских внутренностей – просто мечта музея кафедры патологической анатомии с патологической гистологией. И кровотечение вдобавок. И не останавливается. Ни механически, ни медикаментозно, ни совокупно. Ни даже хирургически-духовными заклинаниями. Ничем.
Не буду утомлять вас хирургическими и анестезиологическими подробностями. Когда-то я очень сильно утомляла ими истории родов, журнал операционных протоколов, клинические разборы и министерские комиссии. В общем, состояние у пациентки было удовлетворительное. Пациентка была скорее жива, чем мертва. Что им, цыганам, сделается, не сочтите за шовинизм, расизм и ещё за что-нибудь не сочтите. Сочтите за то, что резистентность, компенсаторные возможности организма и проч. у цыган – ого-го! Если и есть супернация, сверхнация, наднация – так это они самые, цыгане родимые.
Ребёнок нормальный. Даму нашу без возраста мы понаблюдали первые сутки в ОРИТ[7]да и отправили в послеродовую палату. Установить около неё индивидуальный пост мы не могли. Этого не каждая платная дама с возрастом и паспортом удостаивается. Отправили – да и пошли себе отдыхать. Вы не поверите, но доктора иногда спят, справляют малую и большую нужды и даже уходят домой. Хотя с трудом вспоминают туда дорогу.
