Книга Йоркширская роза - Маргарет Пембертон

Роуз моргнула. В ее глазах вспыхнул огонек понимания. Ну конечно же! И как это она сама не додумалась? Неясно, как отнесется к решению матери Ноуэл, но совершенно ясно, что Нине оно не понравится, если не сказать больше. Роуз сдвинула брови. Быть может, Нина примет это с меньшим возмущением, чем невозможность продолжать обучение в школе искусств. Последнее просто немыслимо – и не только для Нины. А тут есть свои преимущества. Жить они будут ближе к речке, к Бычьему броду и…

– Это значит, что мы должны переехать в другой дом, поменьше, – сказала Лиззи, прерывая беспорядочный бег размышлений Роуз, – и в другой район, менее приятный.

– Плевать на район! – заявил Ноуэл, снова запуская руки в волосы, но на сей раз с явным облегчением. – Я мог бы брать по вечерам и в уик-энд работу на дом и, возможно, давать частные уроки по искусству.

– Куда? – нервно спросила Нина, со страхом глядя на мать. – Куда мы должны переехать, чтобы сводить концы с концами? Этот наш район всего лишь более или менее приемлем. Да, здесь неплохо, и соседи у нас люди с приличным положением, но мы находимся в пределах видимости трубы фабрики Листера, а до задних дворов других фабрик можно камень добросить. Куда же нам, в конце концов, переезжать, где будет дешевле?

У Лиззи сжалось сердце. Она никогда не раскаивалась в том, что отказалась от жизни в роскоши ради брака с Лоренсом, однако тупое упорство отца, не желавшего признавать ее детей, причиняло ей постоянную боль. Ее дети росли в условиях, даже отдаленно не напоминавших условия жизни детей Уолтера, и, хотя Ноуэл относился к такому положению с видимым безразличием, а Роуз легко с этим мирилась, Нина тосковала о нарядах, путешествиях и обществу, доступных ее кузине Лотти, а для нее таких же недоступных, как луна на небе. Лиззи понимала, что для старшей дочери предлагаемый ей переезд хуже смерти.

Помедлив еще одну мучительную секунду, Лиззи ответила на полный ужаса вопрос Нины:

– В один из фабричных коттеджей. Есть один свободный рядом с Уилкинсонами, и управляющий сказал, что мы можем перебраться немедленно.

Глава 4

Позже, вспоминая о нескольких минутах, последовавших за этими словами матери, Роуз сочла их почти такими же тяжкими и страшными, как та минута, когда отец повалился без сознания на кухонный стол и тем самым превратил их жизни в нечто непредставимое ранее.

Ноуэл воспринял сказанное так, словно ушам своим не верил, но не успели его брови занять самое высокое положение на лбу, а челюсть отвиснуть ниже некуда, как глаза выразили пусть и неохотное, но все же согласие с предложением Лиззи. Он сможет продолжать свои занятия. Какое значение имеет, где он при этом будет жить, если исчезнет риск покалечить руки, работая на ткацком станке или крутильной машине?

Незабываемо отвратительной сделала эту минуту реакция Нины. Она не протестовала и даже вообще не говорила. Она пронзительно кричала.

Лиззи вскочила на ноги быстрым движением, не свойственным ее обычной врожденной фации. Схватив Нину за обе руки и одним рывком поставив на ноги, она закричала на нее так, как никогда себе не позволяла:

– Нина, прекрати! Перестань сию минуту! Сообрази, что подумает отец! Ты хочешь, чтобы у него случился еще один удар? Хочешь, чтобы все было хуже, чем есть?

– Я пойду к па и успокою его, – сказал Ноуэл, в голове у которого уже теснились соображения насчет того, как бы найти на окраине комнату, где он мог бы устроить себе мастерскую.

– Это будет не так плохо, Нина. – Роуз испытывала физическую боль при виде отчаянных страданий Нины, ей хотелось хоть немного утешить сестру. – Мама Дженни Уилкинсон такая славная, они с нашей ма уже подружились.

Нина не приняла утешения. Ошеломленная резким окриком матери, она перестала орать и заговорила, истерически всхлипывая и задыхаясь:

– Почему мы должны жить в фабричном коттедже для рабочих? Мы такие же Риммингтоны, как и Сагде-ны! Что они подумают о нас, когда узнают? Они больше никогда не захотят иметь с нами дело! Никогда, никогда, никогда!

– Как вижу, вы утратили способность трезво оценивать положение вещей, мисс! – Лиззи отпустила руки дочери и глубоко втянула в себя воздух, так что побелели краешки ее красиво вырезанных ноздрей. – Но поскольку, как я искренне надеюсь, ваши кузены не потеряли это качество, им вполне безразлично, где мы будем жить.

Нина замотала головой, волосы ее в полном беспорядке рассыпались по плечам. Ее мать ошибается. Она точно знала, что ее мать ошибается. И точно знала, что никогда не привыкнет жить в доме без ванной и уборной, по соседству с людьми, которые знать не знают, что такое модельер одежды. С людьми, которые носят сабо, а не туфли и шали вместо шляп и пальто.

– Это несправедливо! – еле слышно выговорила она, заливаясь слезами. – Не-спра-вед-ли-во!

Лиззи прекрасно понимала, что это несправедливо, как, впрочем, и многое другое. Несправедливо, что Лоренса поразил удар и он лишился возможности передвигаться без посторонней помощи и нормально разговаривать. Несправедливо, что, в то время как отец ее очень богат, она, попав в беду, не может обратиться к нему за помощью.

Вспышка гнева, вызванная собственным потрясением, прошла, и Лиззи привлекла к себе Нину, обняла ее и заговорила сочувственно:

– Это жизнь несправедлива, моя дорогая девочка. Никогда не была справедливой и не будет, поэтому все и каждый вынуждены считаться с обстоятельствами. – Она пригладила растрепавшиеся волосы Нины, словно та была малым ребенком, и добавила: – Мы обязаны сдерживать наши горестные чувства, детка, чтобы ваш отец не узнал о них, ведь он пострадал больше всех и это не поможет его выздоровлению. Ни капельки не поможет.

Нина притихла и теперь уже не плакала, а прерывисто дышала. Послышался скрип ступенек на лестнице, ведущей наверх, и Роуз, сообразив, что это значит, вышла из кухни. Ноуэл возвращался к своим краскам и кистям, и, стало быть, отец остался один. Проходя мимо лестницы в гостиную, она думала о том, как воспримет отец переезд из их скромного, но вполне приличного дома в фабричный коттедж, такой же, в котором он вырос и из которого так стремился вырваться.

– Полагаю, это милосердие Божие, что мистер Саг-ден не сознает, куда вы вынуждены перебраться.

Такие слова их соседки миссис Меллор, обращенные к Лиззи, Роуз услышала неделей позже, когда мать стояла у калитки, наблюдая за погрузкой вещей на повозку.

Лиззи как раз в это время проверяла, достаточно ли старых газет набили для безопасности в шкафчик с посудой, и ответила невозмутимо:

– Мой муж отчасти утратил свободу движений и речи, но голова у него в полном порядке, миссис Меллор, его умственные способности не пострадали. Он прекрасно знает, куда мы переезжаем, и рад, что соседями нашими будет семья, с которой Роуз и я давно уже дружны.

– Ах вот как?

В голосе у миссис Меллор прозвучало ироническое недоверие. Она ни на минуту не могла поверить, что элегантную Лиззи Сагден могло хоть что-то связывать с ее будущими новыми соседями. Это совершенно исключено! Социальная пропасть, разделяющая обитателей широкой, обсаженной деревьями Джесмонд-авеню и фабричных рабочих и им подобных личностей, населяющих узкие длинные улицы окраин, была для этого слишком глубока.