Книга Бегущий за ветром - Халед Хоссейни

Он наливает мне чай, добавляет сахар, размешивает и ставит чашку передо мной.

– Все боялись входить в воду. И тут ты сбросил обувь, Амир-ага, и снял рубаху. Никакого чудовища здесь нет, сказал ты, сами посмотрите. Никто не успел тебя остановить, ты бросился в воду и поплыл прочь от берега. А за тобой – я.

– Ты же не умеешь плавать. Хасан усмехается:

– Это ведь сон, Амир-ага, а во сне ты все умеешь. Все нам кричали: выходите из воды, вернитесь на берег! Но мы заплыли на самую середину озера, повернулись и помахали людям руками. Издали они казались маленькими, словно муравьи, но было слышно, как они нам хлопают.

Ведь все убедились, что никакого чудовища тут нет. А потом это место решили переименовать в «Озеро Амира и Хасана – повелителей Кабула». Кто хотел в нем искупаться, платил нам деньги.

– И что все это значит? – спрашиваю я. Хасан мажет мне хлеб вареньем и кладет на тарелку.

– Не знаю. Я думал, ты мне растолкуешь.

– Глупый сон. В нем ничего не происходит.

– Отец говорит, ничего не снится просто так. Прихлебываю чай.

– Так пусть бы он тебе и объяснил, к чему такой сон. Если уж он такой умный.

Грубо получилось. Это из-за бессонной ночи. Спина и шея ноют, в глаза точно песку насыпали. Все равно, Хасан не заслужил такого обращения. Надо бы извиниться. Хотя нет, не стоит. Хасан и без этого прекрасно понимает, что я просто волнуюсь. Хасан всегда все понимает.

Сверху, из ванной Бабы, доносится плеск воды.

Заснеженные улицы сверкают под чистым голубым небом. Снег покрывает все: и крыши домов, и ветви тутовых деревьев, и каждый камешек, и каждую канавку. Мы выходим из ворот, Али закрывает их за нами, бормоча молитву. Он всегда молится, когда сын покидает дом.

Никогда не видал столько народу на нашей улице. Мальчишки играют в снежки, спорят, гоняются друг за другом, смеются. Участники состязания шепчутся со своими оруженосцами, приводят экипировку в боевую готовность. С соседних улиц доносятся громкие голоса и смех. Кое-где зрители уже удобно расположились на крышах: шезлонги, термосы с горячим чаем, голос Ахмада Захира из кассетников. Этот музыкант произвел настоящую революцию, совместив электрогитары, барабаны и трубы с традиционными инструментами; прежние певцы рядом с ним казались унылыми и скучными. Во время выступлений Ахмад Захир даже улыбался со сцены женщинам – и всем этим снискал себе немало друзей. И врагов[17].

Я смотрю на нашу крышу – Баба и Рахим-хан в шерстяных свитерах, с дымящимися кружками чая в руках, заняли свои места на скамейке. Баба машет мне.

– Пора начинать. – Хасан, в своих черных резиновых сапогах, ярко-зеленом чапане поверх толстого свитера и мятых вельветовых штанах, решителен и сосредоточен. Лицо его освещает солнце, розовый шрам на губе по прошествии года стал почти незаметен.

У меня вдруг пропадает желание участвовать. Вот соберу сейчас вещи и уйду домой. Куда я лезу, зачем пыжусь, ведь я заранее знаю, чем все кончится. Баба болеет за меня, я чувствую на себе тепло его взгляда. Вот позорище-то будет, для меня и для него.

– Что-то мне расхотелось, – бормочу я.

– Что ты, такой прекрасный день, – возражает Хасан.

Переминаясь с ноги на ногу, стараюсь не смотреть в сторону отца.

– Не знаю, не знаю. Может, лучше пойдем домой?

Хасан подходит ко мне поближе и говорит тихонько:

– Помни, Амир-ага, никакого чудовища нет. И день такой чудесный.

Его слова поражают меня.

Значит, я для него – как открытая книга? А он для меня? Да я по большей части могу только угадывать, что у него в голове! Это я хожу в школу, это я умею читать и писать, это я из нас двоих считаюсь умный! А вот Хасан не держал букваря в руках, но, оказывается, свободно читает. У меня в душе.

Непорядок. Хотя так удобно, когда слуга всегда заранее знает, что тебе нужно.

– Никакого чудовища нет, – повторяю я за ним, и мне почему-то становится легче.

– Нету, – улыбается Хасан.

– Точно?

Он закрывает глаза и кивает. Смотрю на детей, играющих в снежки.

– Какой хороший день, правда.

– Запускаем змея, – отвечает Хасан. Неужели Хасан истолковал свой сон? Вряд ли. Умишка бы не хватило. Даже я – и то бы не смог. Только стоит вспомнить об этом дурацком сне, как во мне пробуждается азарт. Как здорово – снять рубаху и кинуться в воду! А что?

– За дело, – решаюсь я. На лице Хасана радость.

– Слушаюсь.

Подхватив нашего красавца-змея, красного с желтой каймой, с фирменным знаком Сайфо чуть пониже перекрестья каркаса, Хасан слюнит палец, поднимает руку, проверяя, откуда дует ветер, затем отбегает в этом направлении. Летом он бы просто топнул ногой и посмотрел, куда полетит пыль. Шпуля с лесой так и вертится у меня в руке. Метрах в пятнадцати Хасан останавливается и поднимает змея над головой, словно чемпион Олимпийских игр золотую медаль. Дважды дергаю за лесу – наш условный знак, – и Хасан подбрасывает змея в воздух.

Есть ли Бог, я для себя не решил: с одной стороны – муллы в школе, с другой – точка зрения Бабы. Но сейчас я бормочу про себя пришедший на ум аят[18], зазубренный на уроке религии. Делаю глубокий вдох и тяну за лесу.

Змей взмывает в небо и с тихим шелестом (словно бумажная птица машет крыльями) набирает высоту. Хасан хлопает в ладоши, свистит и бежит обратно ко мне. Не отпуская лесу, передаю ему шпулю, и он быстренько выбирает слабину.

Дюжины две змеев уже рыщут в небе словно акулы. В течение часа число их удваивается. Красные, синие, желтые прямоугольники заполняют пространство. Ветерок (в самый раз для состязаний: подъемная сила достаточна, и маневрировать легко) шевелит мне волосы. Хасан рядом со мной вцепился в шпулю, руки у него уже в крови.

Начинается бой. Первый сбитый змей, печально взмахнув хвостом, скользит вниз, за ним второй. Мальчишки гурьбой кидаются к месту приземления. Слышу их крики. За два квартала от нас моментально возникает драка – и пацаны наперебой комментируют ее.

Украдкой поглядываю на Бабу и Рахим-хана. Интересно, что сейчас занимает отца? Радуется ли он за меня? А вдруг он мой тайный противник? Вот ведь что приходит в голову, когда запускаешь змея, мысли тоже улетают высоко и далеко.

Разноцветные прямоугольники валятся вниз один за другим, а я по-прежнему в воздухе и все чаще смотрю на Бабу. Полюбуйся, отец, как долго я держусь. Если не глядишь на небо, тебя быстро собьют. Поднимаю глаза – ко мне приближается красный змей. Еще немного – и было бы поздно. Поединок наш длится не очень долго, у моего противника не хватает терпения, и он пытается срезать меня снизу. Тут ему и конец приходит.