Книга Дорога перемен - Джоди Пиколт

Потом наступил антракт — так они называют это в цирке? — и какой-то мужчина в зеленом пиджаке стал бродить между нашими рядами, вглядываясь в детские лица. Неожиданно передо мной появилась женщина, которая кричала «Том! Том!» и показывала на меня пальцем. Она наклонилась и сказала маме, что еще никогда не видела такого очаровательного малыша. А мама ответила, что поэтому и назвала меня Джоли, от французского «жоли» — «красивый», как будто мама вообразила себя француженкой. А потом подошел тот мужчина в зеленом пиджаке и присел на корточки. Он спросил: «Парень, хочешь покататься на слоне?» Мама ответила, что ты моя сестра и мы друг без друга никуда. Циркачи бросили на нас быстрый оценивающий взгляд и согласились: «Хорошо, но мальчик будет сидеть впереди». Нас отвели за кулисы (в цирке это как-то по-другому называется?), и мы стали с хрустом давить ногами арахисовую скорлупу, пока какая-то вся в блестках женщина не подняла нас друг за другом и не велела садиться на слона.

Шеба (так звали слона) двигался по частям, по четвертинам. Правая передняя нога, правая задняя, левая передняя, левая задняя. Шкура на ощупь напоминала гладкий картон, а волоски, торчащие из-под седла, щекотали мне ноги. Когда мы вышли на арену, я сидел перед тобой. Вспыхнули софиты и громкий голос — я подумал, что этот человек и есть Бог, — объявил наши имена и сказал, сколько нам лет. Перед глазами рябила публика. Я пытался найти среди нее маму и папу. Ты крепко обхватила меня руками и сказала, что не хочешь, чтобы я упал.

Если ты читаешь это письмо, значит, уже добралась до Гила Бенд, и я уверен, что нашла там вкусную еду и пристойное место для ночлега. Когда выйдешь из здания почты, справа увидишь аптеку. Хозяина зовут Джо. Узнай у него, как добраться до шоссе 17. Поедешь к Большому каньону. Ты обязательно должна там побывать. Скажи Джо, что ты от меня, и он укажет тебе дорогу.

Ехать туда восемь часов. То же самое: найдешь ночлег, а утром отправляйся на почту — ближайшую к северной части каньона. Там тебя будет ждать письмо с указаниями, куда ехать дальше.

О цирке: нас фотографировали верхом на слоне, но ты об этом не знала. Снимок, где моя голова скрывает бóльшую часть твоего лица, стал в следующем году афишей для братьев Ринглинг. Афиша пришла по почте, когда ты была в школе, меня забрали из садика пораньше. Мама показала мне ее и хотела повесить в моей спальне на стену. «Мой красавчик», — повторяла она. Я не разрешил ей. Я не хотел видеть твои руки, обхватившие меня за талию, но скрытое в тени лицо. В итоге мама выбросила афишу. Или сказала, что выбросила. Усадила меня и сказала, что моя красота дарована свыше и мне следует к этому привыкнуть. Я откровенно ответил, что не понимаю ее. Меня посадили впереди из-за моей внешности? Разве они не видят, что настоящая красавица — это Джейн?

Люблю тебя и Ребекку,

Джоли.

11

Ребекка

29 июля 1990 года

Раковина света открылась и захлопнулась в нескольких сантиметрах от моего лица, взорвавшись сиянием и звуками умирающих животных. «Что случилось, — спрашиваю я, — что случилось?» Иногда мне кажется, что мир стал черно-белым, а временами на меня находит и не отпускает, и не хочет отпускать, как бы я ни кричала и ни молила.

Я видела, как перерезает пополам людей — плоть отделяется от плоти, как у сломанных кукол, и то, что было раньше горизонтом, рушится, и мир, который я считала мягким и ярко-голубым, оказывается жестоким и пронизанным болью.

Неужели вы не понимаете, что я видела конец света, видела, как земля с небом поменялись местами? Я узнала, откуда берутся демоны, уже в три с половиной года. И этот груз был настолько велик, что я верила, что у меня разорвется голова.

В довершение ко всему девятый ряд пролетел, словно планер в ночи, в нескольких сантиметрах, и поверх его покореженного края я смотрела, как взрываются бриллиантовыми фейерверками иллюминаторы, и помимо воли расплакалась.

Доносится звук, который издают безмолвные погибшие, — я узнала его много лет спустя в вечерних новостях. Их голосовые связки уже не работают, поэтому вместо голосов слышно дрожание воздуха, которое наскакивает и отражается от стены молчания, — это голос ужаса в вакууме.

Несколько дней я чувствовала, что у меня на груди лежит леопард. Я вдыхала спертый воздух, который он выдыхал. Он царапал мне подбородок и целовал в шею. Когда он переваливался, мои ребра тоже двигались.

— Она приходит в себя, — первое, что я слышу за долгое время.

Я открываю глаза и вижу все в следующем порядке: маму, папу, крошечную комнату в мансарде в Большом доме. Я крепко зажмуриваюсь. Что-то не так: я ожидала, что очнусь в доме в Сан-Диего. Я совершенно забыла о Массачусетсе.

Я пытаюсь сесть, но леопард рычит и вонзает в меня когти.

— Что с ней? — спрашивает папа. — Джейн, помоги ей. Что с ней?

Мама кладет мне на лоб холодные полотенца, но совершенно не замечает этого чудовища.

— Неужели ты его не видишь? — спрашиваю я, но из горла вырывается только шепот.

Я захлебываюсь. Начинаю кашлять и отхаркиваю мокроту, еще и еще. Папа вкладывает мне в ладонь салфетку. Мама плачет. Никто из них не понимает, что, как только леопард спрыгнет, со мной все будет в порядке.

— Мы поедем домой, — говорит отец. — Мы скоро уедем отсюда.

Одежда отца совсем не подходит для этой фермы — его вообще тут быть не должно. Я ищу мамино лицо, чтобы получить ответ.

— Оливер, оставь нас на минутку.

— Мы должны пережить это вместе, — настаивает отец.

Мама кладет руку ему на плечо — круто смотрится, как орхидея на сеновале.

— Пожалуйста.

Сеновал.

— Признайтесь… — Я пытаюсь сесть. — Хадли умер?

Мама с папой переглядываются, и отец молча выходит из комнаты.

— Да, — отвечает мама. Ее глаза наполняются слезами. — Ребекка, мне очень жаль. — Она ложится на стеганное сердечками одеяло. Прячет лицо у меня на животе, на груди у этого леопарда. — Мне очень жаль. — Животное встает, потягивается и исчезает.

Удивительно, что я не плачу.

— Расскажи мне все, что знаешь.

Мама поднимает лицо, пораженная моей храбростью. Она говорит, что Хадли упал и сломал шею. Врачи сказали, что он умер мгновенно. Это произошло три дня назад — слишком долго тело не могли извлечь из узкого ущелья.

— И что я делала эти три дня? — шепчу я. Ответа я не нахожу, поэтому смущаюсь.