Книга Фиеста в Кала Фуэрте - Розамунда Пилчер

— «Новый роман Джорджа Даера, — прочитала она. — Лиса лениво перескочила через какое-то препятствие; возможно, это была гончая».

Затем следовало многоточие и восклицательный знак.

Селина невольно прищелкнула языком. Да, плохи дела мистера Ратленда!

Между камбузом и дверью был колодец, над которым на железном крюке висело ведро; рядом на широкой полке стояла початая бутылка вина и горшок с кактусом. Селина заглянула в колодец и увидела темную сверкающую поверхность воды; от нее исходил приятный сладковатый запах, и Селине захотелось выпить глоток; правда, бабушка запрещала пить некипяченую воду... да и сейчас только не хватало подцепить какое-нибудь желудочное заболевание.

Отойдя от колодца, Селина постояла посреди комнаты; потом, одолеваемая любопытством, поднялась на антресоли. Наверху находилась спальня с покатым потолком; в высокой ее части стояла гигантская резная двуспальная кровать (как ее удалось сюда втащить?). Единственной мебелью кроме кровати были два стоящих у низких стен корабельных рундука; гардеробом служил завешенный занавеской угол, а ночным столиком — поставленный на попа ящик из-под апельсинов; внутри лежали книги, а сверху стояла лампа, транзисторный приемник и судовой хронометр.

Томеу крикнул с террасы: «Сеньорита!», и Селина спустилась к нему. Мальчик сидел на балюстраде в обществе громадной белой персидской кошки. Он улыбнулся Селине и поднял кошку, словно предлагая ее подержать.

— Сеньор Даер, — сказал он. Кошка патетически замяукала, а затем, после недолгой борьбы, вырвалась у него из рук и с независимым видом уселась на солнышке, обвив хвостом передние лапы.

— Какая огромная, — сказала Селина. Томеу недоуменно поднял брови. — Огромная, — повторила Селина и развела руки, показывая, что кошка размером с тигра. — Очень большая.

— Si. Muy grande, — засмеялся Томеу.

— Это кошка сеньора Даера?

— Si. Señor Daer.

Селина подошла к мальчику и перегнулась через балюстраду. Внизу она увидела маленький треугольник каменистого сада с двумя или тремя кривыми оливковыми деревьями. Теперь Селина поняла, что, как всякий построенный на крутом склоне дом, Каса Барко спереди и сзади был разной высоты, и терраса служила крышей эллингу с пандусом, спускающимся в воду. С террасы вели вниз ступеньки; на нижней сидели на корточках два человека и чистили рыбу; ритмично двигавшиеся в их руках ножи сверкали на солнце. Мыли они рыбу прямо в море, мутя спокойную зеленоватую воду. Томеу нагнулся, поднял камушек и кинул в рыбаков; они одновременно подняли головы и, увидев мальчика, заулыбались.

— Hombre, Tomeu![9]

Мальчик в ответ крикнул, по-видимому, что-то дерзкое; мужчины засмеялись и снова принялись за дело. Каменная балюстрада была теплой на ощупь; на платье Селины, словно мел со школьной доски, осыпалась штукатурка. Она присела на ограждение спиной к морю и увидела растянутую между двумя крюками бельевую веревку, на которой висела пересохшая мятая одежда. Выцветшая синяя рабочая блуза, плавки, белые парусиновые брюки с заплатами на коленях и пара драных теннисных туфель, привязанных за шнурки. На террасе стояла кое-какая мебель — явно не из фирменного магазина «Дом и Сад». Старое продавленное плетеное кресло, деревянный крашеный стол и нечто вроде шезлонга, который вряд ли выдержал бы тяжесть человеческого тела. Селина пожалела, что не говорит по-испански. Ей хотелось расспросить симпатичного паренька о сеньоре Даере. Что он за человек? Какая из яхт его? Когда, по мнению Томеу, он вернется из Сан-Антонио? Но она не успела завести с мальчиком разговор: тишину, точно глас судьбы, взорвал рев мотора. Машина остановилась у дверей, и через секунду в дом вошел мрачный, как туча, Тони; вид у него был устрашающий. Селине пришлось напомнить себе, что он ее не съест. Собравшись с духом, она выпалила:

— Сеньор Даер еще не вернулся.

Тони выслушал это сообщение в ледяном молчании. Затем достал зубочистку и принялся ковырять в зубах. Закончив эту процедуру, вытер зубочистку о штанину, сунул обратно в карман и сказал:

— Ну и что мы будем делать, черт подери?

— Ждать. Рудольфо сказал, что он должен скоро вернуться. Но если вы не хотите задерживаться, оставьте мне свою фамилию и адрес и уезжайте в Сан-Антонио. В любом случае я позабочусь, чтобы вам заплатили.

Селина невольно заговорила бабушкиным голосом, и, к ее удивлению, это подействовало. Тони сдался. Со свистом втянув в себя воздух, он объявил о своем решении:

— Я подожду. Но не здесь. В гостинице.

В гостинице всегда найдется коньяк, а сиесту вполне можно провести в машине в тени дерева. Была уже почти половина третьего, Тони же в этом время любил часок вздремнуть.

— Когда сеньор Даер вернется, вы меня позовете.

Селина от радости готова была броситься ему на шею, но только сказала:

— Конечно, я так и сделаю. — И, взглянув на унылую физиономию таксиста, добавила: — Мне очень жаль, что так получилось, но все будет в порядке, я уверена.

Тони пожал плечами, вздохнул и пошел к машине. Взревел мотор, и такси покатило к горе, скрывавшей Кала Фуэрте. Селина успела подумать: «Бедный Рудольфо», и вернулась к Томеу.

— Я остаюсь, — сказала она.

Томеу нахмурился.

— Usted aqui.

— Да. Здесь. — Селина ткнула пальцем в пол. Томеу улыбнулся, обрадованный собственной сообразительностью, и пошел собирать свои пустые корзины.

— До свидания, Томеу. Спасибо.

— Adiós, señorita.

Мальчик ушел, и Селина осталась одна. Она вышла на террасу и стала сама себя уговаривать, что все в порядке и она просто ждет своего отца: ей все еще трудно было в это поверить. Интересно, догадается ли он — если его не предупредят, — кто она такая. А если нет, то как ему об этом сказать?!

Было очень жарко. Палящие солнечные лучи проникали под крышу террасы. Такой жары Селина не помнила. Она буквально изнемогала в нейлоновых чулках, кожаных туфлях и шерстяном платье. Ничего нелепее этой одежды в такую погоду придумать было нельзя!

Бабушка не разрешала ходить без чулок — даже в летнем платье — и считала необходимым носить перчатки. Истинную леди узнают по перчаткам. И без шляпы элегантные дамы не ходят...

Но бабушка умерла. Любимая, незабвенная — но ее больше нет. Селина уже никогда не услышит ее голоса, ее категорических суждений — она вольна делать все, что угодно, в доме своего отца, за тридевять земель от Куинс Гейт... Вернувшись в комнату, Селина сняла туфли и чулки и, почувствовав невероятное облегчение, отправилась на поиски пищи. В холодильнике нашлось масло; Селина намазала кусок хлеба, взяла помидор и бутылку холодной содовой воды. Пикник она устроила на террасе, присев на каменную балюстраду и наблюдая за лодками в гавани. После еды Селину стало клонить в сон, но она не хотела, чтобы ее застали спящей, а значит — совершенно беззащитной, и решила усесться на что-нибудь твердое и неудобное и ни за что не засыпать.