Книга Кинг-Конг-Теория - Виржини Депант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Порнография как зеркало, в которое мы можем смотреться. Иногда то, что мы там видим, не очень радует глаз и заставляет ужасно смущаться. И все же это замечательная возможность узнать себя лучше, приблизиться к истине и познать новое.
Отвечать на плохое порно нужно не запретами, а съемками других, хороших порнофильмов!»
Интересно все-таки, что же наделяет порно его кощунственной властью. Стоит только показать, как здоровый хуй долбится в чисто выбритую пизду, и вот уже множество наших современников сжимает булки, чтобы не осенить себя крестным знамением. Некоторые повторяют с пресыщенным видом: «Ничего интересного в этом уже нет», – но достаточно пройти сто метров по городу рядом с порноактрисой, чтобы убедиться в обратном. Или почитать в интернете прозу, направленную против порно. Уверенность тех, кто возмущается при запрете карикатур на религиозную тему: «Позор, это же средневековье какое-то!» – куда-то пропадает, когда дело касается клиторов и мошонок. Невероятные парадоксы порно.
О порно гуляет такое множество категоричных утверждений, что они в принципе непроверяемы. Порно делают ответственным за все подряд: групповые изнасилования, межполовое насилие, изнасилования в Руанде и в Боснии. Его даже сравнивают с газовыми камерами… Ясно одно: снимать секс на пленку – не безобидная вещь. Статей и книг на эту тему написано немерено. Серьезных исследований не так много: мало кому приходит в голову изучить реакции мужчин, потребляющих порно. Конечно, лучше догадываться о том, что происходит у них в голове, чем спросить их об этом прямо.
Дэвид Лофтус в своей книге «Смотреть на секс: как мужчины на самом деле реагируют на порнографию» приводит результаты опроса ровно ста мужчин из разных социальных групп об их реакции на порно. Все они говорят, что открыли для себя порнографию до установленного законом возраста. Ни один из выборки не сказал, что увиденное его ужаснуло. Наоборот, первое знакомство с порнографией они описывают как приятное воспоминание, так или иначе повлиявшее на становление их мужественности, либо веселое, либо волнующее. Исключение составляют двое, оба гомосексуалы: они рассказывают, что для них это сразу же было непросто, поскольку они смутно начинали осознавать, что их привлекают мужчины, но еще не формулировали этого для себя. Столкновение с порнографией заставило обоих четко определить тип своего желания.
Я считаю, что этот эксперимент дает своеобразный ключ к пониманию того яростного, нарочито фанатичного, граничащего с паникой отвержения, предметом которого становится порнография. Напуганные активисты неистово призывают к цензуре и запрету, как будто речь идет о жизни и смерти. Это отношение объективно удивительно: разве крупный план поставленной раком женщины угрожает государственной безопасности? Количество и запальчивость антипорнографических сайтов больше, чем, например, сайтов против войны в Ираке. Удивительная мощь по отношению к кинематографическому жанру.
Проблема с порно прежде всего в том, что оно бьет в мертвую зону разума. Оно обращается напрямую к центру фантазии, минуя речь и анализ. Сначала у тебя встает или течет, и только потом ты можешь задуматься почему. Рефлексы самоцензуры дают сбой. Порнографическая картинка не оставляет нам выбора: вот что тебя заводит, вот на что ты отзываешься. Она показывает, где у нас кнопка включения. В этом ее главная сила, ее почти мистическое измерение. Вот почему вопят и потрясают ручонками антипорноактивисты. Они не хотят допустить, чтобы с ними прямо говорили об их желании, чтобы их вынуждали узнать о себе то, что они решили замалчивать и игнорировать.
Порно представляет настоящую проблему: оно высвобождает подавленное желание и предлагает ему удовлетворение, не оставляя времени на сублимацию. Таким образом, у него есть функция: оно снимает напряжение, возникающее в нашей культуре между чрезмерной сексуальной манией (в городах знаки, отсылающие к сексу, буквально бомбардируют наш мозг) и преувеличенным отвержением сексуальной реальности (мы не живем в режиме непрерывной вселенской оргии, и область допустимого и возможного, прямо скажем, ограничена). Порно берет на себя функцию психологической разрядки и выравнивает перепад давлений. Но то, что возбуждает, с социальной точки зрения часто заставляет краснеть. Мало кто готов или готова признаваться при свете дня, от чего он или она получает мегаоргазмы, когда никто не видит. Мы даже не всегда хотим посвящать в это своих сексуальных партнеров. От чего я теку – это закрытая информация. Потому что тот образ меня, который она создает, несовместим с моей повседневной социальной идентичностью.
Наши сексуальные фантазии говорят о нас косвенно, подобно сновидениям. Они ничего не сообщают о том, какого развития событий мы хотим в действительности.
Очевидно, что у многих гетеросексуальных мужчин встает при мысли, что их имеет в жопу другой мужчина или что их унижает и трахает женщина, так же как и многие женщины возбуждаются, воображая, что их насилуют, в одиночку или толпой, или что их трахает другая женщина. Кроме того, порно может напрягать еще и тем, что выявляет нашу невозбудимость, в то время как мы воображаем себя ненасытными секс-машинами. То, что нас возбуждает или не возбуждает, приходит из неконтролируемых, темных зон и редко совпадает с тем, какими нам бы хотелось быть. В этом и заключается весь интерес этого киножанра для тех, кому нравится расслабляться и отключать сознание, и вся его опасность для тех, кого пугает невозможность все контролировать.
От порно слишком часто требуют, чтобы оно отражало реальность. Как будто это уже не кино. Например, актрис упрекают в том, что они симулируют удовольствие. Но ведь они для этого туда пришли, им за это платят, они учились делать именно это. Никто не требует от Бритни Спирс, чтобы ей хотелось танцевать всякий раз, когда она выходит на сцену. Она для этого туда и вышла, другие заплатили, чтобы посмотреть, каждый делает свое дело, и никто не ворчит на выходе: «Мне кажется, она притворялась». Порно должно говорить правду. Этого не ожидают от всего остального кино – ведь оно, по своей сути, техника создания иллюзий.
Мы хотим от фильмов для взрослых именно того, чего в них и боимся, – правды о наших желаниях. Понятия не имею, почему людей так сильно возбуждает, когда они видят, как другие трахаются, говоря друг другу непристойности. Факт в том, что это работает. Механически. Порнография без обиняков показывает нам нашу собственную изнанку: сексуальное желание – это механика, и привести ее в движение не составляет труда. Но ведь мое либидо устроено сложно, то, что оно говорит обо мне, мне может не нравиться и не совпадать с тем, кем мне хочется быть. И все же я могу выбрать знать это, а не отворачиваться и утверждать о себе противоположное, лишь бы только сохранить утешительный социальный имидж.
Противники порно жалуются на его скудость, делая вид, будто порно бывает только одно. Они любят повторять, что этому сектору недостает изобретательности. Чушь собачья. На самом деле он делится на целый ряд различных поджанров: тридцатипятимиллиметровки семидесятых годов – это совсем не то же самое, что любительские фильмы, которые начали снимать, когда появилось видео, а они, в свою очередь, сильно отличаются от виньеток, которые снимают на мобильные телефоны и веб-камеры, и от разнообразных сетевых live-шоу. Порношик, альт-порно, постпорно, гэнг бэнг, гонзо, садомазо, фетиш, бондаж, уро-скато, тематическое порно: зрелые женщины, большая грудь, красивые ноги, красивые попы, фильмы с трансами, гей-порно, лесбийское порно – у каждого порножанра свои технические особенности, своя история, своя эстетика. Точно так же в немецком порно есть свои навязчивые идеи, которые отличают его от японского, итальянского или американского. В каждой части света есть своя порнографическая специфика.