Книга Клиническая ординаДура - Андрей Шляхов

Лекции и практические занятия для ординаторов ничем не отличались от тех, что проводились для студентов в рамках обычной вузовской программы. Некоторые сотрудники кафедры, например — доцент Карманова, которая вечно пребывала в «цейтнотах дедлайновых» (ее собственное выражение), позволяли себе объединять студенческие занятия с ординаторскими. А что тут такого? Принципы терапии сердечной недостаточности одинаковы и для студентов, и для ординаторов, и для профессоров…

Одинаковы-то одинаковы, только у студентов и ординаторов уровень разный. Студенты учатся «с нуля», им, образно говоря, нужно все разжевать, в рот положить и проследить, чтобы они все проглотили, то есть — усвоили бы полученные знания. Ординаторы — это врачи. Первичные знания они усвоили давным-давно, сдали все положенные зачеты и экзамены, получили дипломы и теперь им нужны знания более высокого уровня. Им надо разбираться в самых сокровенных нюансах, в самых потаенных особенностях каждого назначаемого препарата. Ординаторы должны стать мастерами своего дела, полностью готовыми к самостоятельной работе. «Пережевыванием» давно усвоенных знаний такого результата не добьешься.

Методика обучения тоже была совсем не той, которой хотелось Саше. Собственно, он и приехал в Москву только потому, что не хотел учиться в местной ординатуре, которая представляла собой унылое рутинное повторение пройденного, помноженное на бесправное рабство. Наивный доктор Пряников и подумать не мог, что в Российском университете демократического сотрудничества, который готовит специалистов для работы за рубежом, ординаторов будут учить точно так же, как и в родной Туле. В очередной раз оказался прав отец, который советовал сыну не «блажить», а проходить ординатуру дома, потому что везде одно и тоже.

Но снявши голову не стоит плакать по волосам. Рубикон уже перейден и фарш невозможно провернуть назад. Можно, конечно, бросить ординатуру в РУДС, а в будущем году поступить дома на платную. Но такое решение привело бы к большим потерям — потере года жизни, потере кучи денег и потере лица. Вслух родители будут только радоваться возвращению блудного сына, но в глазах у них нет-нет да мелькнет: «Говорили же мы тебе дурачине».

Настоящее Клиническое Обучение в представлении Саши выглядело так. Преподаватели давали ординаторам практические задания, которые нужно было выполнять самостоятельно, а затем устраивали «разбор полетов» и указывали на допущенные ошибки. Вот тебе пациент — поставь-ка диагноз и назначь лечение. Смотри — вот тут ты ошибся… И так далее. На деле же ординаторы записывали в истории болезни указания преподавателей и заведующих отделениями. Ни о какой самостоятельности тут не было и речи. И об обучении, к слову будь сказано, тоже. Интересными каждый из преподавателей считал тех пациентов, которые подходили для участия в клиническом исследовании, которое этот преподаватель проводил. Когда же Саша попробовал на практическом занятии рассказать об одном интересном случае из своей студенческой практики, то Карманова резко оборвала его — не мешай проводить занятие! Хорошо занятие — бу-бу-бу, бла-бла-бла, к следующему разу освежите в памяти наджелудочковые аритмии. А зачем их освежать? Чтобы заново прослушать то, что уже слышал на пятом курсе? Или на четвертом? Время бежит, вот уже и первые признаки склероза начинают появляться.

На лекциях ординаторов по идее должны были знакомить с новейшими открытиями и тенденциями, и вообще весь материал должен был подаваться не на студенческом, а на «академическом» уровне, но то по идее, а на деле ничего этого не было и в помине. Сильнее всего Сашу шокировала лекция заведующего кафедрой члена-корреспондента, профессора и светилы мировой величины (так, во всяком случае, было принято считать на кафедре). Вместо полноценной лекции для полноценных врачей, Манасеин слово в слово прочел главу из своего учебника для вузов, на самом деле написанного доцентом Сторошкевич.

— А какой смысл Славику напрягаться? — спросил Кирилл, с которым Саша поделился наболевшим. — Его же все равно никто не слушает.

— Неинтересно — потому и не слушают! — возразил Саша. — Было бы интересно, так слушали бы. Нет, так нельзя!

— Ты у себя в комнате повесь на стенку календарь и каждый вечер зачеркивай в нем крестиком прошедший день, — посоветовал Кирилл. — Это успокаивает.

— Да иди ты со своим календарем! — рассердился Саша. — Я тебе что — дембель?

— Согласно армейской классификации мы с тобой духи бесплотные, которых всем положено чморить, — усмехнулся Кирилл. — До дембеля нам как до Луны… Тебя Лариска не заставляет носки и трусы ей стирать?

Тула, если кто не в курсе, это большой промышленный город, в который когда-то съезжались на работу жители разных регионов. Смешение местных матерных «диалектов» переплавилось в могучую и очень убедительную матерную брань, яркую, образную и донельзя витиеватую.

— За тобой, друг мой, хочется с молескином по пятам ходить и каждое слово записывать, — восхищенно сказал Кирилл, когда Саша закончил свою донельзя эмоциональную филиппику. — Вот он — настоящий живой русский язык, язык Пушкина, Чехова и Бунина!

Незаметно для себя, Саша довольно сильно повысил голос, и его «филлиппика» разнеслась по всей аудитории. Хорошо еще что это случилось во время пятиминутного перерыва, когда профессора-членкора Манасеина не было в аудитории. После окончания лекции Сашу в дверях подкараулил ординатор второго года Нарендра и спросил, что означают слова «поебешка дроченая». Саша со стыда готов был провалиться сквозь землю.

— Это примерно то же, что и «stupid asshole», только более обидное, — выручил Кирилл. — Употребляй с осторожностью, а то могут быть проблемы. И вообще имей в виду, что Алекс владеет русским матерным куда лучше, чем ты английским.

— В английском языке нечем владеть, — проворчал Нарендра, слывший великим знатоком английского мата. — Двадцать слов, тридцать ругательств. А у вас только для слова «секс» более двадцати синонимов. Я думал, что все знаю, но вчера Пракаш сказал мне слово «впердолить»…

Ординатор Пряников ускорил шаг, оставив Кирилла с Нарендрой позади. Ему было стыдно. Впрочем, Кирилл сам был виноват. Довел своими шуточками да подначками.

Саша прочитал довольно много книг по самоанализу и любил покопаться в себе, порефлексировать в хорошем смысле этого слова. «А почему я так отреагировал на шутки Кирилла? — подумал он. — Ведь не стоило говорить такие слова, да еще при всем честном народе. Хорошо еще, что Кирилл не обиделся…».

Ответ нашелся сразу: «Потому что Кирилл ударил меня в больное место». С этим было нужно что-то делать, иначе за два года можно превратиться не в квалифицированного специалиста, а в законченного психопата.

Тут бы определенно пришлась бы к месту история страстной любви между ординатором Александром Пряниковым и аспирантом Ларисой Юкасовой, которую профессор Адаев называл «Ларочкой», а Кирилл «Лариской». С чего бы иначе Саша стал так болезненно реагировать на безобидно-идиотский вопрос о стирке трусов и носков? Такое светлое чувство, как любовь, способно украсить любую историю… Однако, никакой любви не было. Вместо этого светлого чувства Саша испытывал к Ларисе сильную неприязнь, начавшую формироваться буквально с первого взгляда.