Книга Я тебе объявляю войну - Лана Вейден

— Мы? — переспросил Морозов.

— Да, вы! Покажите этим юным блеющим овечкам, как играть настоящую страсть.

Морозов хмыкнул, но встал, за ним поднялась и Беседина.

— Нет, не ты! — замахал руками режиссер и кивнул на меня, — она!

— Почему — она? Я уже игра…

— По кочану, — перебил ее режиссер. — Девчонка похожа на мадонну эпохи Возрождения, а ты — дылда, да и патлы у тебя крашеные.

Беседина надула губы и села на место.

— Так, эксперты, пошевеливайтесь!

Мы поднялись на сцену.

— Слова знаете?

— Перевод? — машинально уточнила я.

— Нет, блин, оригинал! — съязвил режиссер. — Конечно, перевод!

— А какой — Радловой или Пастернака?

Режиссер с сочувствием посмотрел на Морозова:

— Она больная, да?

— Нет, — улыбнулся тот. — Она — филолог.

— Один хрен. Ладно, приступайте. «Любовь меня на поиски толкнула…»

— «Любовь меня на поиски толкнула…», — начал Морозов, и в глазах его блеснули озорные искры. Было видно — он еле сдерживается, чтоб не засмеяться.

Черт! Я почему-то так растерялась, что язык прилип к нёбу. То есть начала я еще более-менее бодро, но слова: «Милый мой Ромео! Скажи мне, вправду любишь ли меня?» промямлила уже совсем невразумительно.

— Стооооп! — заорал режиссер. — Тьфу. Отстой. Но есть ты — еще ладно, — он кивнул Морозову. — А ты — повернулся ко мне, — отстой. Идите отсюда, толку от вас никакого.

— Ну вот, Горячева, режиссер сказал, что ты — отстой, — громко повторила Беседина, когда мы вернулись на места. — Я ж говорила, что лучше могу!

— Я просто половину слов забыла! Если б он предупредил, дал возможность подготовиться, я бы нормально сыграла, я бы смогла! — почему-то я стала оправдываться, будто больше заняться нечем.

— Не-а, не смогла бы, — Морозов снова стал усмехаться.

— Это почему же?

— Потому что, — он наклонился к моему уху, — ты меня… как там было? — ненавидишь-ненавидишь.

— Я умею разделять профессиональное и личное.

— Неужели? Что-то не заметил.

— Чего вы там шепчетесь? — Беседина чуть голову не вывернула, пытаясь услышать, о чем мы говорим, но Морозов уже отвернулся от меня и, улыбаясь, смотрел на сцену.

В общем, как вы понимаете, жилось мне в то время несладко. Но самое поразительное в этой истории было то, что я все-таки пошла на эту глупую «Студенческую осень». Хотя обычно подобные действа обхожу за километр.

Надо сказать, что за очень короткий срок режиссеру удалось добиться невозможного — постановка выглядела почти прилично. После нее было еще несколько небольших выступлений, а затем актовый зал превратили в подобие диско-бара.

Я умом понимала, что пора бы уходить, но всё не уходила, тем более, что Машка вцепилась мертвой хваткой — без меня ей, видите ли, было скучно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Викуль, я коньячок припасла, пошли тяпнем, повеселее станет, — уговаривала она меня.

— Нет, спасибо, мне твоего вина хватило.

— Да что же там за вино такое, о котором столько разговоров! — повернув голову, я увидела Андрея.

Ну и ну. Похоже, не только я изменила сегодня своим принципам. Андрей тоже никогда не посещал подобное — не было его и на спектакле, а вот сейчас вдруг появился.

— Значит, так… — начала Мария, но замерла с открытым ртом. Я проследила за ее взглядом и увидела, что в зал вошел Морозов, а с ним — Беседина. Но удивителен был не этот факт, а то, что на Бесединой были кожаные шорты, лакированные туфли на диких шпильках и полупрозрачная блузка с невероятным вырезом. При том, что еще совсем недавно, на спектакле, она была вполне прилично одета.

— Святааая Агнесса, спаси нас от такого стыдобища! — наконец отмерла Проценко.

Андрей, кажется, тоже потерял дар речи. Но потом пришел в себя и снова обратился к Машке.

— Вино. Ты не договорила.

— Ах, да, — продолжила вредная Мария, — значит, я умею заговаривать вино. Ну и вообще всякие напитки. Люди, которые это выпьют, воспылают страстью друг к другу.

— Ну и бред, — хмыкнул Андрей.

— И вовсе не бред! Совсем не бред! — Машка завопила так, будто ее обвинили в каком-то преступлении. — Не бред, я докажу тебе! Вот давай, на коньяке!

— Ну давай, давай, докажи!

— Боже мой, — вмешалась я, — взрослые люди, с высшим образованием, а какими глупостями занимаетесь!

— А ты… — начала Машка, но не договорила — к нам подбежала Журавлева:

— Видели Морозова, да? Беседина пыталась его танцевать вытянуть, но он сказал, что не танцует. Совсем. Зачем тогда пришел, а? Я собиралась… — но тут Татьяну окликнула какая-то девушка и она упорхнула. Мы так и не узнали, что она там собиралась.

— Ну как это — зачем пришел, — задумчиво проговорила Машка. — Пришел следить за Горячевой. Вон, как коршун, глаз с нее не сводит. Внимание, вопрос — почему? Может, он всё-таки…

Развернувшись, я увидела, что Морозов скорее смотрит на бесединское декольте, чем на меня. Мне вдруг показалось, что в зале очень душно. Я перебила Марию:

— Хватит чушь молоть!

— Нет, правда-правда!

— Перестань, кому сказала!

— Ладно, где там твой коньяк? — спросил Андрей.

— Пошли на кафедру. Вик, ты с нами?

— Нет. Наверное, всё-таки домой поеду.

— Ой! Пожалуйста, дождись нас, мы скоро! — сказав это, они удалились.

В этот момент меня окликнула одна из учениц.

— Виктория Владимировна, не могли бы вы мне минутку уделить? Я тут делала одно задание…

— Что? — в зале было довольно шумно, и мы вышли в коридор. Там я потратила битых полчаса, пытаясь понять, чего же она от меня хочет, но так и не смогла сосредоточиться. К тому же сильно разболелась голова.

Я поднялась на кафедру к Машке, но там все было закрыто. «Вы где?». На сообщение никто не ответил. Что за дела? Я спустилась в зал — может, мы разминулись? Может, они вернулись, а из-за шума ничего не слышат? Но в зале их тоже не было.