Книга Только люби - Лана Черная

— Какая мокрая…Блядь, Ева…хочу тебя трахать…

— Да… — прошептала, больше не контролируя себя, вжимаясь промежностью в его ладонь.

— Что да, Бабочка? — сипло, потому что он тоже держался из последних сил.

Я чувствовала, как дрожали его пальцы, растирающие клитор и складочки, дразня и бросая меня то в жар то в холод. Ощущала подрагивание его члена, упирающегося мне в попку.

— Так что да, Ева? — и резко толкнулся в меня двумя пальцами, выбивая дыхание. Закричала, но он припечатал мой рот другой ладонью. Впилась в нее зубами, мотая головой, царапая щеку о шершавую стену. Все внутри горело и скручивалось спиралью, которую мог раскрутить только он.

— Ну же, Ева, скажи… — настаивал, всаживая в меня свои пальцы, резко, на всю длину. А я лишь мычала в ответ, потому что не знала, что говорить. Я слова забыла от дикого удовольствия, рождаемого его пальцами, ласкающими и берущими все, что я могла дать.

— Ева? — и резко остановился, а у меня по щекам слезы потекли от разочарования.

И лишь краем глаза видела, как он облизал свои пальцы, закатывая глаза от удовольствия. Те пальцы, что еще мгновение назад были во мне и блестели моими соками.

— Сладкая…какая же ты охренительно сладкая, Ева…

— Стааас, — позвала я срывающимся дыханием. И чувствуя себя бесстыжей развратницей, которой нужна была ее персональная доза секса. — Пожалуйста, Стас…

— Пожалуйста что, Ева? — насмешливо, двумя пальцами выкручивая набухший сосок. Выгнулась дугой, толкнувшись в его пах. — Трахнуть тебя, Бабочка?

— Да, Стас, пожалуйста…

Рывком развернул лицом к себе, прижал мою ладонь к своему паху.

— Хочешь его, Бабочка? Скажи!

Смотря в черные, что бездна, глаза, провела ладонью по всей длине, ощущая, как его член дернулся в моих пальцах…такой большой и красивый. Я помнила. И перед глазами яркими вспышками картинки из прошлого...

…Я сижу в кресле с широко разведенными ногами. Все напоказ: набухшие складочки, истекающее соками лоно и мои пальцы, ласкающие, играющие с твердым клитором…

…Он смотрит на меня космосом своих глаз. И тянет резинку штанов, которая без сопротивления соскальзывает с бедер, освобождая вздыбленный член…

…Как завороженная смотрю, как он обхватывает своими пальцами член у самого основания. Как проводит по всей длине, а на розовой головке блестит первая капля его желания…

… — Давай, Ева, трахни себя…Трахни себя для меня.

И насаживаюсь на собственные пальцы, глубже, сильнее, представляя, что это его пальцы во мне. Что это он ласкает меня языком, а не облизывает собственные губы. И смотрю, как он вторит моим движениям, энергично толкаясь бедрами в руку...

…Мы кончаем одновременно, громко крича. Стас сползает по стене на пол, сжимая в кулаке сперму, вытекающую сквозь пальцы. Сглатываю, ловя себя на мысли, что до одури хочу вылизать его ладонь…

— Хочешь, да, сладенькая? — насмешливо, щекоча дыханием ухо, возвращая в реальность.

Вздрогнула от этого обращения, ошалело посмотрела в черные глаза, где бушевало адское пламя, поглотившее мой космос.

— И я прямо сейчас поставлю тебя раком на этом диванчике и трахну так, что ты сидеть не сможешь, — его голос заставлял биться в истерике все мои инстинкты самосохранения и хотеть его еще сильнее.

Чтобы через мгновение разбиться на осколки от холодного:

— А потом верну твоему ушлепку, который уже завтра продаст тебя одноклеточным Звонаря. Помнится, приглянулась ты им, лапонька…

Глава 10.

Я бы его ударила, уже руку подняла. Но его глаза выжигали во мне черные дыры. Те самые, в которых все исчезало безвозвратно. И моя злость, приправленная обидой на его слова, исчезла в космической черноте.

Что-то было в его взгляде…

Раньше никогда не видела, чтобы так смотрели. Словно стоишь над ущельем, по дну которого растекалась лава. И нет пути назад, потому что за спиной все пылало адским огнем.

Вот что было в глазах Стаса. Необратимость. Когда нет пути назад, только вперёд, даже если впереди - пропасть, наполненная огненной жижей.

И я положила ладонь на его щеку, погладила, улыбаясь от того, как то страшное исчезло из его глаз, растворилось в звездах недоумения.

Он ждал, что я ударю?

И боль острыми клыками вгрызлась в ребра, пытаясь добраться до сердца, что жалобно стонало в груди. Ощутила, как по острым скулам загуляли желваки. Большим пальцем коснулась его твердых и таких вкусных губ, провела по ним, а потом растерла его вкус по своим губам. Облизнулась.

— Никому ты меня не отдашь, Стас Беляев, — улыбнулась шало, наслаждаясь вспыхнувшим в его космосе голодом. Мурашки толпой пронеслись по коже, и я вжалась в стену, пришпиленная его взглядом и руками, упершимися в стену над моими плечами. Но не отступила. — Я сама от тебя уйду. Вот истекут два месяца нашего договора и…

— Ты в это веришь? — хрипло, щекоча дыханием влажные губы.

Кивнула, боясь, что голос подведет; сдаст меня с потрохами. Я знала, что не смогу уйти от Стаса, потому что уже сейчас быть без него – значило оторвать кусок от себя, выдрать с мясом, оставив зияющую пустоту, в которой целых десять лет гулял ветер. И пусть он сволочь и мерзавец, только с ним я чувствовала себя в безопасности.

— Какая же ты наивная, Ева… — мягко, словно приласкал. Зажмурилась, наслаждаясь его теплом и запахом. осторожно втягивая носом горьковатый аромат парфюма, не в силах надышаться. Стас тихо рассмеялся. — Ох, Бабочка, я с тобой рехнусь…

Глаза распахнула, уставилась на него.

— Да это у тебя настроение, что американские горки, — фыркнула обиженно и тут же покачала головой. Взрослые люди, а ведем себя, как подростки обезбашенные. Детский сад, ей-богу.

— Американские горки, говоришь? — задумчиво осмотрел меня с головы до ног, огладил горячими ладонями бедра, вниз, рождая колкую дрожь каждым прикосновением, ниже, к ступням, на которых гармошкой сбился мой многострадальный комбинезон. Подцепил одежду и рывком натянул их на меня, спрятав под джинсой мою разгоряченную кожу. — Идем, Бабочка. Будет тебе свидание.

И по носу щелкнул, как будто и не было его злых слов пару минут назад. Вздохнула, застегивая кнопки на лямках.

— Но, — уже в дверях припечатал веско, — это последний раз, когда со мной ты носишь брюки. Только юбки и платья, Ева. Я хочу, чтобы ты была доступной для меня. Всегда и везде. Согласно договору, — добавил, нагло ухмыльнувшись, в одночасье становясь прежним наглым мальчишкой, получающим все по одному щелчку пальцев.

Похоже этим вечером логика мне отказала напрочь. Все, финита ля комедия: сгорели предохранители, отказали тормоза. Ну и черт с ней. Завтра буду слушать нравоучения совести, которая непременно нагрянет.