Книга Найти, чтобы потерять - Наталья Костина

Он пропустил прядь между пальцами, и она выгнулась, застонав от невыносимого, жгучего желания, и задрала платье, бесстыдно раскинув ноги.

– Иди ко мне! – приказала она.

– Так ты хочешь есть или… – Он употребил слово, которое более пристало говорить не вельможе и кардиналу, а простолюдину где-нибудь в кабаке, но это завело ее еще больше. Роза зарычала и впилась в него ногтями, опрокидывая на себя.

– Возьми меня, ты, ублюдок! – крикнула она.

Шлюха… какая же она все-таки была бесстыжая шлюха! В отличие от него – бывшего отнюдь не ублюдком и бастардом, но имевшего имя – почтенное имя! – и могущего назвать всех своих предков до восьмого колена! Она же была никто, более того, опасно было то, что он ничего о ней не знал, – ничего, кроме плохого! Но от этого его еще больше тянуло к этому телу, к этому лицу, к ее становящемуся хриплым от страсти голосу…

– Ты поедешь со мной в Рим? – спросил он, когда она насытилась и им, и ягнячьими ребрышками. Ребрышки, поданные им раньше, уже остыли, но Роза, похоже, остывала куда медленнее, чем жареное мясо: она снова и снова бросала на него многозначительные взгляды, медленно, напоказ облизывая жирные пальцы.

– Зачем тебе ехать в Рим? – спросила она. – Разве нам плохо здесь?

Да, она была всего лишь женщиной – той, что не видела дальше собственного носа, – женщиной, которых до нее у него было великое множество и наверняка будет еще больше после, но… Он и сам не понимал, почему его так влекло к ней!

– Я беременна, – вдруг сказала она. – Беременна от тебя!

Он отвернулся, долго смотрел через узкое окно на обмелевшую от летнего зноя реку, на курчавые заплатки виноградников на склонах, на белых овец, выбирающих остатки сгоревшей на солнце травы: они не знали, которая из них завтра окажется зажаренной и съеденной, – и в этом было их овечье счастье. Он долго смотрел и так же долго молчал. До него у нее были и другие мужчины… много мужчин. Возможно, не столько, сколько у него самого побывало женщин, но все же она жила тем, что отдавала свое тело тому, кто за него платил. Хорошо платил. Но он заплатил за него больше! Поэтому эта рыжеволосая шлюха сейчас с ним, кардиналом Родриго Борджиа! Да, их время – это время желаний и шлюх, которые спят с кем попало, а потом утверждают, что забеременели! У него уже было трое детей от трех разных женщин, и он признал себя их отцом… Три паскудные шлюхи, которые отдались ему, потому что он их захотел! Возможно, и эта рыжая благополучно родит и он даст ребенку свое имя – а потом избавится от нее. Зачем ему эта уже увядающая роза?

Он обернулся и понял, что она в свои немыслимые двадцать семь, когда женщины обычно уже не рожают, а лишь с завистью смотрят вслед тем, которые ослепительно молоды, юны и уже поэтому пробуждают желание ими обладать… в двадцать семь женщины могут нянчить собственных внуков, но она, эта Роза, бедра которой выглядят так, будто их не познали десятки или даже сотни мужчин, только лишь расцветает! Странная, непонятная, неразговорчивая, распутная, притягательная, высокомерная, лживая, корыстолюбивая, мерзкая сука! Чем она его взяла? Возможно, тем, что она просто его отражение?! Сука, ведьма!

– Это не мой ребенок, – грубо сказал он и скрестил руки на груди.

Она лишь засмеялась и вытерла пальцы о скатерть.

– Прикажи подать вина! – сказала она. – Теперь я хочу пить! И да, я поеду с тобой в Рим! Ты хочешь стать новым папой! – Она продолжала смеяться. – Ты – папой?! Ты – развратник, богохульник, убийца, гордец, мужеложец…

Он так резко толкнул ее обратно на постель, что она, мгновенно замолчав, лишь широко раскрыла глаза. Теперь он уже не ласкал ее – он насиловал ее, как пьяную подзаборную девку, как безродную кабацкую подавальщицу, как поденщицу с грязными ногами… Он оставлял страшные синие пятна от пальцев на ее мраморной коже – на ее теле, ало отсвечивающем на сосках, мочках, кончиках пальцев… Наконец он устал. Не насытился ею, потому что, оказывается, ею невозможно было насытиться! Он просто устал, выдохся, потому что эта ведьма выпила, высосала его до конца, до самого дна, опустошила его, но при этом явно хотела и жаждала еще и еще!

– Вина! – гаркнул он, приоткрыв дверь из своих покоев. – Эй, кто там! Вина, сладостей, фруктов!

Она полусидела, опершись о резной столбик кровати. На губах ее, вспухших, искусанных им почти в кровь, блуждала блаженная полуулыбка. И она все, все угадала! И что бы она еще сказала, не заткни он ей рот?! Но было довольно и того, что он услышал: развратник, богохульник, убийца, гордец, мужеложец… Все правда! И он гордился всем… всем, кроме последнего… но именно этому, тщательно скрываемому и спрятанному так глубоко, что не видит никто – никто, кроме нее, потому что от нее, оказывается, он ничего не может спрятать! Она читает его, как эти мнимые святоши читают свое писание. И этой некрасивой правде он будет обязан тем, что станет папой после своего родного дяди Альфонсо ди Борджиа! Который брал его, родного племянника, так же, как он сейчас – свою Розу! Женщину, носящую его ребенка! Или же это все-таки не его ребенок? А… какая разница! Вещи и люди – суть одни названия! Его дядя стал папой, потому что называл себя праведником. И он станет папой не потому, что праведник – о нет! – он тоже попросту назовет себя им! И еще потому, что умен, хитер и беспринципен… Он политик и обманщик, убийца и гордец, а это как раз то, что нужно! И ему уже тридцать семь. Время стать кем-нибудь, кроме как наследником древнего рода, развратником и богохульником! И если он не может стать королем, пусть будет папой. Высокая честь… много власти, денег, почета!..

Он внезапно вспомнил, как его дядя, папа Каликст III, призвал всех владетелей поддержать поход в защиту Гроба Господня, – и не откликнулся ни один государь! Да, они сочли себя выше папы! – и тем самым выше Бога! Ни один из этих проклятых развратников и богохульников, кровосмесителей и лжецов не пошел в поход против неверных турок! Потому что все они еще и трусы к тому же! Да, но он сам? Почему он не сел на коня? Не захотел кормить вшей, терпеть лишения, пить грязную воду, питаться крысами и тухлой кониной, блевать от морской болезни, пересекая море на скрипучей, пропускающей воду посудине, воняющей плесенью и прогорклыми сухарями?

Он предпочел остаться здесь, и пить вино, и спать с Розой на гладких льняных простынях, а не в обнимку с лошадью на камнях какой-нибудь пустыни! Он не трус – просто он уже заплатил! Заплатил за все! И еще потому, что он действительно не верит в их Бога… странного Бога, время которого вышло или, наоборот, еще не настало? Бога, который дал себя распять, – ну не глупец ли?! Вместо того чтобы жить, найти себе подходящую женщину и входить в нее каждую ночь и каждый день, а потом смотреть, как круглится у нее живот, потому что там, внутри, продолжение всего… мир, в котором ты останешься, когда умрешь! И будешь не в раю или в аду – есть ли они на самом деле или их просто выдумали те же, кто придумал и чистилище, – а там, где в самый раз быть для тех, кто не пошел в поход, но прислал денег: нате, воняйте и покрывайтесь язвами от тухлого мяса сами, мы же попросту откупились! А вы идите на турок, вы – те, кто верит в раскрашенные статуи в церквах, кто целует ноги деревянных мадонн!