Книга Янтарь на снегу - Оксана Глинина

— Итак, по всем описаниям выходило, что ты дочь Инге и внучка старого Убера Браггитаса. Понятно, что после смерти матери и деда нынешние родственники не желали тебя видеть. Гинтаре, ты уж прости глупого старика за откровенность. Еще можно понять, что тебя отправили в приют, но Сунагере — это край королевства, причем не самый лучший, рядом Иманский каганат! Границы в то время были неспокойны, акынджеи то и дело совершали дерзкие набеги. Я бы еще долго размышлял, но ты сама пролила свет на эту историю. Сопоставив одно с другим, я пришел к следующему выводу — нынешние родственники не просто не хотели тебя видеть, они желали твоей смерти. Ты понимаешь, в частности, о ком я говорю.

Тут и понимать нечего. Тетушка Рената еще тогда ясно дала понять, что сжила бы меня со свету, будь у нее такая возможность, но помехой был дед. Когда он уехал, у леди Ренаты руки оказались развязаны, как у того вора на базаре. Только зачем эти самые «ручки марать в грязи, если можно сделать так, что комар носа не подточит»? Это не ее слова, а ее лучшей подруги, которая шибко любила раздавать советы. Самое интересное, что к советам этим многие прислушивались и выполняли, особенно ее супруг, что повышало авторитетность и влияние самой леди Бекшите среди подруг. Так я оказалась там, откуда потом то ли по волшебству, то ли по воле самой Пречистой попала в обитель, а может это проделки все той же Энике, которая берегла мою бусину до сего дня.

— Я собрал по крупицам факты, утаенные от поверхностного взгляда, — тем временем продолжал рассказывать вайдил. — И выяснил весьма прелюбопытнейшую вещь.

Тут я замерла — вся внимание и напряжение. Жрец, заметив, как я вытянулась в струнку, сказал мне успокаивающе:

— Не бойся, страшного в этой истории и так достаточно, но, признаюсь, что своими открытиями я поделился с вайделой, и мы оба пришли к заключению, что стоит подождать твоего совершеннолетия. Как видишь, — разочарованно развел руками вайдил, — не дождались.

Старик встал и подошел к своему столу.

— Здесь бумаги, которые я собрал за время своих изысканий. — Жрец достал свитки, разложил их перед собой. — Так вот, насчет «прелюбопытнейшей вещи»: твой дед лорд Убер Браггитас после себя оставил довольно приличное состояние, тебе и твоей матери полагалась доля наследства, и немаленькая. К сожалению, Инге скончалась раньше, чем твой дед, поэтому ее часть формально отошла тебе, но ты еще была несовершеннолетней. В то время у мужа твоей тетки возникли серьезные проблемы с деньгами, расходы их семьи были несоизмеримы с доходами, а наследство леди Ренаты ушло на оплату долгов. В общем, в тот момент из всех старших родственников Дома осталась в живых только она одна — Легарт отсутствовал и к тому же был несовершеннолетним. А ты являлась единственным препятствием на пути к доле Инге.

От обиды в груди начал разрастаться огненный шар, руки похолодели, во рту стало сухо. И вот как, спрашивается, мне туда возвращаться? Как смотреть в глаза женщине, воспоминания о которой не сделались бледнее и не забылись за долгие годы? Как быть с теми знаниями, которые я получила сейчас?

— Но это еще не все, — прервал мои переживания вайдил. — Оказалось, что твоя тетка все равно не получила права доступа к этим деньгам.

Тут он загадочно посмотрел на меня и взял со стола один из свитков.

— Потому как все состояние твоей матери было переведено на хранение в один из банков Ивелесского королевства в Кардасе.

С этими словами он подошел ко мне и протянул слегка пожелтевший от времени рулон. Я приняла его и развернула бумагу — от цифр, которыми был исписан лист, у меня, быть может, пошла бы кругом голова, сумей я справиться с волнением и разобрать известный мне лессийский язык.

— Я все равно не понимаю, отче, что здесь написано, — призналась честно.

— Это выписка из кардасского банка о средствах, которые поступали на счет твоей матери, — кивнул жрец. — Еще более удивительно то, что счет на имя Инге был открыт более восемнадцати лет назад и на него регулярно зачислялись средства. В год твоего рождения сумма удвоилась, а незадолго до своей гибели Убер сам перевел всю сумму теперь уже твоего наследства на тот самый счет. Даже после того как ты пропала, деньги не перестали поступать, и сегодня, дитя мое, ты еще и богатая невеста.

Тю! Ну и кому теперь утереть нос? Я себя прямо героиней сказки почувствовала: бедная сиротка оказалась некогда потерянной наследницей огромного состояния, и по всем традициям за ее доброту и красоту в нее должен влюбиться прекрасный принц. Все, как в старых добрых балладах, при условии, что принц не сбежит от одного моего вида — ведь за деньги невесте можно все простить, наверное, даже стог сена вместо волос и россыпь веснушек на лице.

— Стань ты через несколько месяцев вайдилутой, — воодушевленно продолжил старик, — по закону все эти деньги отошли бы обители, предъяви я доказательства того, что ты жива. Но мы с вайделой никогда бы так с тобой не поступили. Поэтому…

Он взял со стола еще один свиток.

— Мы приняли решение тебя отпустить.

— Что?! — Я даже из кресла вскочила от неожиданности. — А вдруг я хочу остаться? А вдруг хочу отдать все эти злосчастные деньги обители? Ведь тут мой дом, моя семья… и вы, и…

— Ты не поняла меня, Гинтаре. В семьях островного королевства существует одна особенность — семейное полотно, на котором отображается рождение и смерть каждого члена семьи в виде красной дорожки. Очень многие Дома и Кланы островного государства — сильные маги крови. Сведя воедино все нити, я пришел к выводу, что твой отец родом из Ивелесса.

Звучит слишком расплывчато и притянуто, но…

Отец.

В детстве я не понимала, почему у других есть этот отец или папа, а у меня его нет. Своим папой я искренне считала деда Убера. Несмотря на грозный вид, он был добр и ласков со мной. Но он был отцом моей матери, а не моим. Шепот за спиной и вечно одни и те же слова, произносимые с тихим, но таким звучным шипением: «Бастардка, незаконнорожденная». Воспоминания детства — одни яркие, другие не очень, но всегда почему-то передо мной всплывали виновато-грустные глаза деда, не матери. А ведь должно было быть наоборот.

— Не знаю, — выдохнула я. — Мама, понятное дело, мне никогда ничего не рассказывала, у меня даже догадок не было, никаких намеков.

Только запомнилось вечное теткино: «Он же конюх, ее отец. А кто, по-вашему? Моя сестра, увы, была не слишком разборчива в связях!»

А ведь они все знали или подозревали, кто мой папа, но выгоднее было молчать. Будь моим отцом обычный конюх — дед вряд ли оставил бы и меня и мать при Доме. Я никогда не размышляла над этим, практически смирилась с тем, что мой отец — безликий призрак, никто.

Закружилась голова, тело ослабело, меня повело, но крепкие руки поддержали, заботливо усадили обратно в кресло.

— Зачем… — Во рту пересохло, голос отвратительно сипел. — Зачем вы говорите мне это сейчас, отче?

— Потому что у нас не осталось времени. — Жрец озабоченно всмотрелся в мое лицо. — Кто же знал, что оракул окажется таким прозорливым?