Книга Рось квадратная, изначальная - Борис Завгородний

Уехали. Только пыль столбом взвилась за тарантасом. Да ну её, эту картину – ничего интересного. Можно было и не утруждаться просмотром.

Глава десятая,

вставленная просто потому, что надо было что-то вставить

Карман желаний всегда туго набит.

Апофегмы

Когда её нежданный сосед по каморе заснул на полуслове, Минута этому ничуть не удивилась. И так было понятно, что это вот-вот случится. Хоть, по его словам, он и принял глоток бодрячка, чтобы хватило сил догнать Махину, только обычный сон мог окончательно выгнать из тела отраву сонника. Уж она-то это знала, в Храме таким вещам ещё в ученичестве обучали.

Минута сидела за столиком и, подперев кулачком щёку, задумчиво смотрела на русоволосого парня. Обмякнув на лежаке, слав тихо сопел во сне, никому не мешая. Не то что некоторые – вон в каморе, что за спиной, иной раз такой храп прорывается, что перегородка дрожит. Избавь Смотрящий от таких соседей, хоть и не виноваты они в том. А слав ничего, тихий. Вот только с того момента, как он заснул, в сердце поселилась странная тревога, и девица настойчиво пыталась доискаться до её причин, хмуря тонкие брови. Её храмовый наставник Бова Конструктор не раз ей говаривал, что доверять надобно первым ощущениям, ибо они в большинстве случаев оказываются верными по сути. Минута всегда старалась следовать его советам, и этот принцип ещё ни разу её не подводил.

Пару раз она вставала и выходила в коридор, чтобы пройтись до клоацинника и обратно, делая вид, что вышла размяться. А по пути ненавязчиво поглядывала в каморы, стараясь высмотреть хоть что-нибудь подозрительное в разместившихся там седунах. Но всё было как обычно. Народ сплошь ехал тихий и мирный, как и в других поездках, а поездок этих она уже успела сделать немало, несмотря на свою молодость.

Отчего же тогда в груди поселилось это странное, сосущее чувство тревоги?

Минута невольно улыбнулась, когда Благуша задвигался во сне, пытаясь устроиться поудобнее, и слегка стукнулся затылком о перегородку. Поморщился, но глаз не открыл, лишь обиженно, совсем по-детски засопел. Казалось, ещё немного, и он засунет палец в рот, посасывая, как младенец. Какой забавный…

С ним своё непонятное беспокойство Минута не связывала, хотя поначалу его внезапное появление в Махине и заставило её поволноваться. Особенно когда слав начал громко и требовательно стучаться в дверь вагона, мчавшегося с огромной скоростью по степным просторам, словно какой то бандит. Но сам честный и простой вид парня, то, как он нерешительно подошёл к ней, испросив разрешения занять рядом место, вежливо представился, как легко и просто начал рассказывать о себе – всё это развеяло её опасения.

Минута страдальчески вздохнула. Парень ей приглянулся, а повод, из-за которого он пустился в путешествие, заставил позавидовать острой женской завистью. За три дня пересечь домен туда и обратно – на такое не каждый решится. Ну и что, что у него не было особого выбора, когда он после коварных происков своего приятеля нежданно для себя оказался в чужом домене? Другой бы на его месте руки опустил. А Благуша не сдался, решил бороться до конца. Как же это романтично! Достаются же некоторым такие любящие и верные женихи… Хороший парень – голубоглазый, высокий, широкоплечий, одним словом – симпатяга. Правда, обычно ей нравятся более худощавые, но это мелочи. В мужчине главное не внешность, как говорила настоятельница прихрамовой школы, где она воспитывалась в детстве, а надёжность. А надёжность из Благуши так и пёрла, как лишняя разваренная каша из горшка. И явно неглупый, хотя немного простоват. Но какая улыбка… За такую улыбку, озорную, весёлую, мальчишескую улыбку можно простить всё, что угодно. Прямо в груди теплело, как посмотрит на неё с такой улыбкой, и теплело так сладко… Благуша… Имя-то какое красивое – Благуша, такого она ещё не слыхала. А с каким добродушным юмором рассказывал о своём другане, хотя ведь тот его предал, – словно и зла на него особенного не держал…

Нет, не отвлечься.

Так отчего же так томится сердечко предчувствием близкой беды?

Может быть, всё дело в тайном пакете? Кажется, она ещё никогда не возила более важных сведений. Ежели она правильно поняла, то дело касалось самой большой тайны Универсума – Проклятого домена. Таинственность, с какой была обставлена эта командировка, то, с какой предосторожностью ей был вручён этот пакет в веси Утренние Грёзы агентом Бовы – трактирщиком «Левых бабок» Мудрым Фролом, не могли не насторожить, но вроде всё прошло благополучно, и никто за ней до Махины не следил; она бы заметила.

Но тревога, не переставая, покусывала внутри ядовитой змейкой. Возможно, опасность ещё была далеко, а не ехала с ней рядом, и Минута просто чувствовала её заранее (раньше такое уже случалось), недаром сам Бова Конструктор так её ценил как курьершу и разведчицу. Только утешением это было слабым. Опасность – всегда опасность, где бы она ни находилась. Что-то должно было случиться, где-то впереди и, несомненно, прямо на её пути. Как же выматывает подобное тревожное ожидание, полное неизвестности, прямо сил нет…

А потом за окном наступила ночь, укрыв непроницаемым чернильным покрывалом бескрайнюю степь. Яркий белый свет, исходивший из маленьких потолочных зерцал вагона, сменился на тусклый жёлтый, едва освещавший проход, и незаметно подкралась звенящая тишина, просовывая мягкие лапы в одну камору за другой и насылая сны. Седуны наконец окончательно угомонились, прекратив редкие шатания по коридору, всё было тихо и спокойно, и тревога в сердце, к радости и облегчению Минуты, начала понемногу стихать.

Только тогда она позволила себе немного подремать, используя специальные упражнения быстрого сна, которым была обучена в Храме Света. И как всегда это бывает в быстром сне, его заполнили различные яркие видения, в одном из которых она вдруг оказалась на свадьбе Благуши в роли его невесты вместо неведомой Милки, и сон этот был таким сладким, что, проснувшись, она долго не хотела засыпать снова, чтобы его не забыть, переживая снова и снова эти чудные мгновения.

А Махина всё бежала себе и бежала, без устали отмахивая веху за вехой. Ей, Махине, не было никакого дела до чьих-то личных переживаний.

Глава одиннадцатая,

в которой Выжига наконец приходит в себя

Ничего нельзя сказать о глубине лужи, пока в неё не попадёшь.

Апофегмы

Очнулся Выжига от собачьего холода, лёжа на спине. Мало того что, как оказалось, ноги по колено плавали в ледяной водице, так ещё и темень стояла – хоть глаз выколи. Сообразив, что сие означало, Выжига взвыл с досады. Положить столько усилий на алтарь победы, чтоб вырваться вперёд наверняка, и всё напрасно! Пёсий хвост!

Он попытался отползти от водицы. Получалось плохо – ни руки, ни ноги почти не слушались – видать, слишком долго пролежал на стылой земле, всё тело и занемело… От неосторожного движения поясницу прострелила такая острая боль, что Выжига взвыл ханыгой, есть такой зверь в степи, редкий, но подлый и опасный хищник.