Книга Воровка. Королевы бандитской Одессы - Ольга Вяземская

Ольгу уже немного утомили все эти «участки», сроки, даты. Однако без знания таких деталей ее задумка могла бы сорваться в один миг. А потому баронесса внимательно слушала и даже подумала, не попросить ли Алексея Алексеевича записать к балу все изложенное…

— Полагаю, дамы, вы уже изрядно устали от моего рассказа. Осталось совсем немного. Во всяком случае, из того, что мне помнится. В самом конце прошлого столетия в империи Цин вспыхнуло восстание ихэтуаней, которое длилось до 1901 года. Из-за этого на некоторых участках строительство остановилось. Однако пятого июля 1901 года временное движение поездов и перевозку грузов по всей протяженности Маньчжурской дороги все же открыли. Во время подавления восстания ваш покорный слуга тоже получил ранение. Однако, по сути, отделался легко… — Глебов на мгновение задумался, перевел дух и продолжил: — Дорога, как всем было вполне понятно, значительно усиливала позиции империи. А китайцам этого совершенно не хотелось. И вот двадцать третьего июня 1900 года восставшие напали на строителей и начали разрушение железнодорожного полотна вкупе со станционными постройками. Судьба партии строителей, уходивших из Мукдена под командой поручика Валевского и инженера Верховского, сложилась трагически. Почти все они погибли в неравных боях. Захваченный в плен Верховский был обезглавлен в Ляояне. На этом фоне несколько моих пуль — так… детская забава.

Баронесса встала и сделала несколько шагов по залитому солнцем паркету комнаты. Ничего принципиально нового господин Глебов не рассказал, но все это требовало тщательного обдумывания. О банках же следовало разузнать подробнее — особенно о тех, что были открыты специально для финансирования строительства дороги. И открыты недавно.

— Выходит, Маньчжурская дорога уже работает?

— Да, — подтвердил Глебов, — с октября 1898 года, когда первый паровоз прибыл по ней в Харбин. Считается, что магистраль будет полностью готова первого июля нынешнего года — в этот день планируется передать ее главному эксплуатационному управлению. И тогда на карте Евразии появится уникальная железнодорожная линия: Москва — Тихоокеанское побережье. Кратчайший путь из Европы в Азию! Уже из одного этого можно будет извлечь немалые прибыли…

Вот теперь наконец баронесса услышала то, что ей было необходимо. Дальнейшее станет уже, скажем так, делом техники. Однако некоторая эрудиция при беседах в высоких кабинетах будет совершенно не лишней. О нет, не просто не лишней — она будет обязательной. «Итак, Русско-Китайский банк… и Акционерное общество… Все ли это? Быть может, есть что-то еще?»

— Замечательно… — произнесла Ольга. — Полагаю, сударь, дорога уникальна не только в географическом смысле?

— Вы правы, баронесса. Дорога будет уникальной во всех смыслах и с любой точки зрения. Одних только станций на линии будет девяносто две (собственно, они уже построены). Девять туннелей, клянусь — необыкновенный Хинганский туннель длиной почти три версты. Еще при проектировании о нем не говорил только ленивый, а уж газеты просто криком кричали: инженерная мысль воплотилась в сомкнутую «петлю» с немалым радиусом, нижний ее путь проходит в каменной трубе под насыпью верхнего пути. Однако и недоделок еще немало — на сумму свыше пятидесяти миллионов рублей золотом. И будут ли они закончены к июлю, когда дорогу планируется открыть официально, еще неизвестно.

— М-да, — задумалась Ольга, — должно быть, дорога стоила немало…

Глебов пожал плечами.

— Тут уж многое от точки зрения зависит, Ольга Дмитриевна. Для нас с вами почти четыреста миллионов рублей золотом — сумма невообразимая, но для страны, думаю, не так и велика. А ведь после завершения строительства Маньчжурия превратится в весьма доходную часть как Китая, так и России — договор-то даже десяти лет нет, как подписан.

«Четыреста миллионов… Не так и много, в общем… И за восемь лет… По пятидесяти миллионов в год… И в самом деле немного. А недоделок, по словам штабс-капитана, всего-то на пятьдесят миллионов. Ежели бы одни русские строили… куда больше ушло бы…. Однако сейчас не о воровстве речь…»

Поленька, судя по всему, поняла, что «душенька мачеха» что-то задумала и ответы на какие-то вопросы уже получила. Девушка попыталась свернуть карту, но увидела отрицательный жест баронессы и остановилась.

— Благодарю вас, Алексей Алексеевич! — обратилась баронесса к гостю. — Ваш рассказ поможет мне сделать одно из самых разумных вложений. Полюшка вас проводит. Однако прошу не забыть — через два дня мы отправляемся на бал. Все вместе. И также весьма настойчиво прошу вас на балу присматривать за моей девочкой. Вы человек бывалый, мужественный, а она в свет всего-то второй раз выходит.

— Почту за честь, — согласно кивнул Глебов и пошел к выходу.

Многое в происходящем было ему совершенно непонятно. Однако, как говаривали солдаты, он нутром чуял, что этой необыкновенной женщины можно не опасаться, помочь ей, держаться ее — гораздо разумнее.

* * *

Баронесса никогда не жаловалась на свою память. Лицо человека запоминала сразу, равно как и его голос, особенности поведения. Она сама себе напоминала кошку — и по памятливости, и по манерам, и по расчетливости. Сейчас, в разгаре бала, она еще раз мысленно повторяла все, что желала бы произнести вслух, оставшись, если появится такая возможность, наедине с великим князем.

Краем глаза она наблюдала за Полиной и штабс-капитаном. Те кружились в вальсе и беседовали, причем Полина явно была холодна, а вот Глебов, похоже, уже увлекся девушкой.

— Ну, вот и слава Богу, — пробормотала Ольга. — Теперь я буду за нее спокойна, если вдруг придется куда-то ехать. Однако же… отчего это я раньше не подумала, что путешествовать вдвоем и веселее, и менее подозрительно? Ну да что теперь… сделанного не воротить, уж как пойдет, так и хорошо будет.

В зале было шумно и душно. Турнюры танцующих дам почти касались друг друга. От цветов рябило в глазах, а блеск драгоценностей просто слепил. Однако уйти на веранду, к примеру, Ольга себе позволить не могла: Бог его знает, каким будет настроение Владимира Александровича и станет ли он ее искать, если не увидит сразу же?

— Ваша протеже прелестна, — прозвучало прямо за спиной. — Однако мне показалось или она уже не столь юна?

Это была жена князя Долгорукова, Рогнеда Владимировна, — дама, которая ухитрилась перессорить половину света. При этом с ней самой ссориться опасались — заполучить влиятельного врага не хотелось никому. Ольга, в общем, исключением не была — и потому, обернувшись к княгине, ответила вполне миролюбиво:

— Да, сударыня, она отнюдь не юна. Однако сие есть моя главная боль — поздно я стала ей пусть названной, но все же матерью. Поздно, но не безнадежно, верно?

Княгиня чуть прикусила губу. Ее перезрелые дочери скучали у одной из дальних колонн — обе внешностью и характером пошли в матушку, и это было куда хуже, чем попасть в свет в весьма взрослом возрасте.

Баронесса уже корила себя за то, что не сдержалась. Но тут где-то позади послышалось движение, и, обернувшись, Ольга увидела приближающегося великого князя. Владимир Александрович шел неторопливо и кого-то явно искал глазами. Княгиня Долгорукова заулыбалась и сделала полшага ему навстречу, однако князь, учтиво ей поклонившись, протянул руку, словно желая обнять Ольгу.