Книга Ритуал - Марина и Сергей Дяченко

Юта вывела его из задумчивости, процитировав страшным шепотом:

— «Акк-Ар утвердился, и заматерел, и дожил до глубокой»… Но ведь он своего брата убил, да?

Что ж, подумал Арман. Я сам виноват — пустился с жертвой в объяснения, позволил рассуждать о делах рода…

Он вспомнил, как в темноте подземелья вздрагивал насмерть напуганный принцессин голос: «…моя тень встречает меня, как мой брат». И ведь что за странность, до этих ее слов он был ужасно зол, и сидеть бы девчонке без света не час и не два… Но уж очень необычно было услышать эти строки из ее уст. Необычно и… приятно, что ли? Он растрогался и вывел ее на поверхность…

— А… — начала было Юта и осеклась.

— Что?

Юта отчаяно засопела, не решаясь спросить.

— Ну, чего тебе, принцесса?

— У вас… ну, в общем, у драконов бывают имена, как и у людей?

— У людей, — сухо поправил он, — у людей, как и у драконов.

— Можно узнать, как вас зовут?

Он задумался. Выговорил с трудом:

— Арм-Анн.

С двумя факелами было удобнее, чем с одним.

— Тут непонятно… — бормотала Юта. — Это драконий язык?

— Древнее наречие.

— А вы понимаете его?

— Отчасти.

Залу не было видно конца-края, и все новые и новые колонны, покрытые письменами, выныривали из темноты.

— А что здесь написано? — Юта водила пальцем по влажному камню. Арман то и дело одергивал ее:

— Не руками, принцесса!

Юта отшатывалась, чтобы тут же приблизится опять:

— Тут есть и знакомые буквы, и не совсем знакомые… Что это?

Арман снисходительно объяснял. Чередовались более или менее давние описания нравов, обычаев, летопись наиболее важных событий, которыми, как правило, были битвы, схватки и поединки: «…и встретил Дон-Ар брата своего старшего Дав-Ана, и была их схватка подобна огненному узлу… И стянулся узел, и погиб Дав-Ан, и Дон-Ар возопил победно — но раны его были глубоки, как море, и пролил он море крови своей и в море же рухнул… Погибли оба, и осиротел род…»

— «Осиротел род», — шепотом повторила Юта. — Война между братьями? Одна и та же история повторяется и повторяется… Только тот, про которого я читала раньше, «заматерел» и «дожил до глубокой старости», а тут, видите ли, «осиротел род»… Зачем же было биться?

— Это обычай, — сказал Арман сухо. — Род продолжает только сильнейший из братьев. Тебе не понять.

— Не понять, — пробормотала Юта.

И после минутного молчания вдруг заговорила быстро и убежденно:

— А помните те строки про тень, которая встречает, как брат? Помните? Тот, кто их писал, ХОТЕЛ встретиться с этим своим братом, и не для того, чтобы его убить. Как вы это объясните?

— Никак, — глухо отозвался Арман. Юта, ободренная, продолжала:

— Я думаю, что убивать братьев не так уж хорошо. Рано или поздно остаешься один-одинешенек, и тогда уже впору со своей тенью беседовать… Вот вы, — она осуждающе уставилась на Армана сквозь пламя своего факела, — вы тоже убили своего брата?

Арман молчал так долго, что она испугалась.

— У меня, — медленно сказал он наконец, — у меня никогда не было братьев.

«…Гибель рода!»

Его дед был кликушей. Малыша до обморока пугали обвиняющие выкрики и зловещие пророчества.

«Гибель рода, распад, конец! Кого ты выплодил, сын?! Где сильные внуки, где носители моего пламени, готовые сразиться во славу семьи? Или этот выродок, Арм-Анн, уцелеет?»

Отец молчал. Арман дрожал, забившись в угол.

«Наши предки не простят нам, сын. Роду нужны новая кровь, свежие крылья. Арм-Анн — хилая ветвь. Где его братья, рожденные для поединка?!»

Потом была молния, осиротившая Арм-Анна.

Он тряхнул головой. Факел Юты мерцал далеко впереди — принцесса стояла, разинув рот, перед черной глыбой плоского, вздыбленного камня:

— Горгулья, это что еще?

Арман приблизился, думая о своем. Кивнул отрешенно:

— Здесь заключено пророчество.

— Пророчество?

— Да… О судьбе рода и всех его колен.

— Вам известно ваше будущее?!

Он усмехнулся:

— Нет. Ты же видишь, пророчество зашифровано. Не знаю, пытался ли кто-нибудь его понять… Если и пытался, то тщетно.

Юта стояла, завороженная. Хитросплетения линий пленяли ее, гипнотизировали, сулили неслыханную тайну другого, неведомого мира…

— А я смогу понять? Ну, прочитать, разобраться?

У Армана опустились руки. Факел его зашипел.

— Послушай, — сказал он проникновенно. — Этому камню много тысяч лет. Ты — девчонка, пигалица, песчинка, чешуйка… — он приостановился, подбирая слово, и Юте пришлось помочь ему:

— Скорлупка.

— Скорлупка, — согласился Арман, — Наглая, нахальная скорлупка с неистребимой тягой к неприятностям.

Юта часто заморгала:

— Знаете… Для дракона вы очень красноречивы.

Он онемел, а принцесса, воспользовавшись этим, поспешила добавить:

— Нет, я ничего такого не хотела сказать… Пожалуйста, разрешите мне ходить сюда самой. Пожалуйста. Ну, пожалуйста.

IV

Солнце — пастух без стада.

Утром — золото, вечером — медь.

И кажется, будто не надо

Ни вспоминать, ни жалеть.

Арм-Анн

Теперь она дни напролет проводила в подземелье. Арман удивлялся, но и был доволен — так он, по крайней мере, знал, что принцесса занята делом и не замышляет очередной каверзы.

Он наблюдал за ней, как за диковинным, попавшим к нему в клетку зверьком. Иногда он спускался вслед за ней в подземелье — без факела, невидимый — и подолгу смотрел, как она водит замурзанным пальцем по древним замшелым отметинам.

С людьми — с теми, кто живет в деревенских домах под соломенной крышей, городских кварталах под черепицей или королевских дворцах — у Армана были долгие и сложные отношения.

В самом нежном детстве он имел несчастье пристраститься к пороку — а то, что это порок, да еще ужасный, ему впоследствии объяснил вооруженный розгой дед. Причиной всему было волшебное зеркало.

Родичи Армана пользовались им по необходимости либо от скуки, но никогда — из любопытства. Арман извлек его из хлама, почистил и установил в своей комнате; тогда еще целое, ясное и послушное воле смотрящего, оно часами показывало мальчику картины чужой жизни.