Книга Владей миром! - Георгий Герцовский

– А что, мы до следующей ночи сможем болота целиком пройти? – спросил я, глядя в бесперспективную, хлябкую даль.

– Нет, – грустно покачал головой он. – Дня три по ним шлепать.

– То есть все равно посреди болот ночевать придется? – Да, – был ответ. – Но чем меньше ночевок, тем лучше. Установили Тайный Кров. Но он не помешал слышать стоны, доносящиеся с болот. И стоны те были вовсе не эротического свойства. Жуткие.

Когда я проснулся, трудно было понять, наступило ли утро. Небо в этом мире всегда непривычного цвета – но днем оно все-таки чуть светлее. Однако тут из-за болотных туманов это различие пропадало. И все-таки я пришел к выводу, что утро наступило. То ли с помощью шестого чувства, то ли посредством третьего глаза, то ли почувствовав пятой точкой. Последняя в темное время суток была заметно напряжена.

Кинсли рядом не было, но через несколько минут он вернулся с охапкой хвороста. Мы заварили травяной чай и позавтракали тем, что было в котомке оруженосца.

Потом Кинсли взял пустой бурдюк и направился туда, где вода была почище – в дорогу набрать. Я от нечего делать решил свои сокровища изучить. Диадема пока меня мало занимала. Да и перстень с зеленым камнем, похожим на изумруд, тоже. Хотя, если честно, перстень я попробовал надеть, подкинуть, покрутить, наконец, даже лизнул, но ничего фантастического ни с ним, ни со мной не произошло. Разве что я почувствовал себя фантастическим болваном – но это не впервой.

Взяв арбалет, отошел к деревьям и решил потренироваться в стрельбе. Но болты оставляли такие глубокие раны в коре, что я сжалился над растениями и стал упражняться с дротиками.

Первый же дротик, воткнувшись, превратил дерево в памятник. Каменный памятник дереву. Тонкие черенки не выдержали окаменевших листьев, начался каменный листопад – я едва отбежать успел.

Я оглянулся по сторонам – будто боялся, что мои проказы кто-то увидеть мог, – схватил другой дротик и со всей силы метнул в каменное дерево. Надеялся, что дротик воткнется в камень, и дерево снова станет деревянным. Почему-то я так решил. Но дротик отскочил и плюхнулся в траву. А первый дротик по-прежнему надежно торчал в камне. Выниманию он не подлежал.

«Минус один. И вынуть его способен только истинный король, – подумал я, вспоминая историю короля Артура. – Только там меч был, а не стрелка в перышках. Ну, так и я не король Артур – мне и дротика, видать, достаточно».

Кинсли все не шел, посоветоваться было не с кем, и я продолжил свои околонаучные изыскания. Подошел к другому дереву и метнул в него тот дротик, что от камня отскочил. Дротик воткнулся и… Ничего. Пока я голову не поднял и не увидел, что листья, как и ствол, стали деревянными. С порывом ветра они забренчали в кронах, как ансамбль ложкарей. Одеревеневшее дерево получилось.

Я метнул еще один дротик в следующее дерево. Оно стало золотым. Мать честная! Листья, в отличие от каменных, с золотых черенков не слетали – надежно держались. Дротик опять не вытаскивался, и, признаться, об этом я пожалел. Я отколупнул ножом кусочек золота. Не наживы ради, а памяти для. Конечно, я был бы рад и целое золотое дерево себе на память оставить, да вот как его выкопать? А тащить потом как?

Приступ стяжательства прошел вместе с приходом Кинсли. Глубоко вздохнув, карлик сказал «отпад», и дротики вылетели из деревьев, которые сразу стали обычными и встретили возвращение к жизни радостным гомоном – видимо, сидевшие в кронах птицы тоже меняли свою материальность. А теперь ожили.

Все вернулось на круги своя, но кусок золотой коры так золотым и остался. Как и каменные листья, что с дерева попадали. Потому, наверное, что у листьев и коры связь с источником, то есть с деревом, прервалась.

– Что? Отпад? И это вся магия?!

– Это никакая не магия. Дротики, Кровный Убийца, шар финфор, Тайный Кров и еще несколько волшебных вещей будут слушаться кого угодно. Будь ты хоть… – он посмотрел на меня сердито, – пустым бурдюком. Лишь бы заклинание знал. Кстати, если захочешь, чтобы тот, в кого дротик воткнулся, так и остался каменным, золотым или деревянным, скажи «ясен пень». Но только до того, конечно, как скомандуешь «отпад».

– А что же ты сразу не сказал? – удивился я. На «пустой бурдюк» не обиделся. Во-первых, это правда – что тут возражать? Во-вторых, слишком велика была радость от возвращения золотоносного дротика. – Ты говорил, что не умеешь пользоваться…

– Потом хотел сказать, – проворчал Кинсли. – В нужный момент. Так и знал, что ты все что ни попадя начнешь в золото превращать.

– Коварный ты, – сказал я, бережно пряча дротики в «патронташ».

Бурдюк с водой – там литров десять, наверное – тащить вызвался я. Совесть-то надо иметь – Кинсли оруженосец, а не водовоз. В отличие от меня, гы. Хотя и Кинсли тоже не оружие таскал, а мои щит и кольчугу. Так что выходило, что он броненосец.

Что такое болота Грольш? Гладь, необъятная глазом, лишь местами над тиной вода проступала. Кое-где из тины торчали корявые, полумертвые деревья. Других неровностей было не видать – ни кочек болотных, ни островков. Легкий дымок стелился над гладью, словно парок над супом. А варить в этом супе, стало быть, нас будут. Воняло затхлостью и тиной болотной.

Место, конечно, жуткое, но не потому, что там легко было представить себе целую стаю собак Баскервилей.

А потому, что там будто бы сам воздух был пропитан серой тоской и безнадегой. Наверное, если бы человек рождался и еще в колыбели понимал, что вся его жизнь будет похожа на это ровненькое болото до горизонта, – сразу бы умирал. И не потому, что страшно, не потому, что непроходимо это болото, а потому, что тоска.

Под ногами был неустойчивый слой дерна. Над ним вода тонким слоем, а под ним, видимо, пропасть. Но дерн нас выдерживал, хотя и качался под ногами, как подгнившие доски пола в дряхлеющем доме. Мы шли, хлюпали и молчали. Говорить не хотелось. Да и отвлекаться было нельзя – пропасть под ногами.

Зато было время подумать. И какие мысли роились в моей голове, понятно было без слов. Жил себе человек, никого не трогал. А его взяли и сослали куда-то. Может, и не в ад, хотя, глядя на эти болота, я бы не был в этом уверен. Но уж точно не в рай. А за что, спрашивается? Что я сделал такого? Или не сделал, наоборот? Учился, да, плохонько, да, с пересдачами, но учился же. На подработку, правда, так и не устроился, но собирался же в самое ближайшее время начать честно зарабатывать свой хлеб диабетический. Так за что? А с другой стороны, кого я спрашиваю, интересно? Господа Бога? Так его промысел мне никогда не понять. Кого тогда? Себя самого? Так с тем же успехом я мог себя спрашивать, как только родился. За что, почему, в раю иль в аду? И также никто мне ответа не дал бы, даже если б я с рождения мог речь понимать.

– Слушай, Кинсли, – возник у меня толковый вопрос, – а часто тут такие, как я, непонятно откуда появляются?

– Нет, – не оборачиваясь, ответил Кинсли. Он тыкал палкой в тину, прежде чем сделать следующий шаг. – До тебя только Немо был двадцать весен назад. Еще раньше – Артур.