Книга Ее зовут Тьма - Келли Китон

— И ты его прикончила, — торжественно произнес Себастьян, взглядом выражая сочувствие, что мне пришлось так поступить.

— Ага, его собственным кинжалом прикончила… Кажется, да.

Мне вспомнилось исчезновение моего обидчика. Я не могла с уверенностью сказать, куда именно он подевался. Может, он умер, а может, отправился куда-нибудь зализывать раны. Впрочем, Себастьяну о продолжении этой истории знать было не обязательно. Черт, мне вообще было не ясно, зачем я ему и начало-то рассказала.

Трамвай слегка качнуло, и меня прижало к Себастьяну. Наши лица сблизились. У меня мигом пересохло во рту, а внутри разлилось блаженное тепло. Мне как-то сразу стало так надежно, но не в смысле «спокойно», а напряженно и волнующе одновременно. Его взгляд прогулялся по моим чертам и застрял в районе губ. Я перестала дышать.

Трамвай резко остановился, и я вовремя опомнилась, иначе слетела бы с гладкой деревянной скамьи на пол.

— Кэнал-стрит! — объявил водитель.

Себастьян уже успел подняться и подойти к выходу. Я поспешно вскочила, мысленно задав себе крепкий нагоняй. Я приехала сюда по делу, а не для того, чтобы строить глазки какому-то парию только потому, что он в высшей степени таинственная личность и едва не сразил меня наповал своим обаянием, а на ударных играет, как никто другой. Если только он, как и я, обладает сверхъестественными способностями, мое дело — труба.

— Нам надо сделать пересадку. Здесь, на Кэнал-стрит. Тогда доедем почти до самой больницы. А там и пешком недалеко, — сказал Себастьян, когда я выскочила из трамвая.

На Кэнал-стрит мы сели на другой трамвай и остаток пути проделали в молчании, чему лично я была только рада. Я не могла оторвать взгляд от руин, оставшихся на месте бывшего делового квартала и центральной части города. Небоскребы и прочие здания, разрушенные, выпотрошенные, являли собой невыдуманные картины апокалипсиса. Было вполне очевидно, что Новем пока даже не касался этого района.

Выйдя из трамвая, мы еще около трех кварталов прошагали до Благотворительной больницы. Себастьян быстро перешел улицу, а я, наоборот, застыла на месте, взирая на вздымавшееся передо мной огромное здание. Именно здесь моя мать произвела меня на свет. Сердце у меня учащенно забилось. Пришел ли мой отец встречать ее? Входил ли он в эти парадные двери с цветами? Или с воздушными шариками? С белым плюшевым медвежонком?

— Ари! — Себастьян остановился на тротуаре, воздев руки в жесте, означавшем: «Что случилось?»

Да опомнись же ты! Я передразнила жест Себастьяна даже с большей язвительностью, нежели он того заслуживал, и, не обращая внимания на его вопрошающий взгляд, потрусила к главному входу. Он нагнал меня со словами:

— Тебе лучше подождать здесь.

— Тебе предстоит многое узнать обо мне. И я не собираюсь маяться ожиданием, — отворяя двери, усмехнулась я.

Я вошла первой, угадывая его протестующие мысли: «Очень мне надо что-то узнавать про тебя. Лучше я сам посижу в уголке и буду бычиться на всех, кто пройдет МИМО».

Мы миновали вестибюль и оказались в приемной.

— Здесь все документы в электронном виде.

— А я думала, что у вас и в помине нет…

— Компьютеры у нас как раз есть. Бумага долго не выдерживает в этом климате, поэтому, когда Новем выкупил Новый-два, все сохранившиеся записи были переведены в файлы.

Мы остановились у лифта. Себастьян нажал нижнюю кнопку, и створки немедленно раздвинулись. Мы вошли.

— И каков наш план? Просто пробираемся в архив и берем все, что нам надо?

— Да.

— Ух ты! Впечатляет… — Я восхищенно закатила глаза.

Лифт опустился на один этаж и, звякнув, остановился. Я выскочила наружу, даже не дождавшись, пока двери полностью разойдутся.

Нас встретило ледяное безмолвие. Шагая по коридору, где гулким эхом отдавались наши шаги, я старалась не слишком раздумывать о том, что обычно размещают в больничных подвальных помещениях, но по спине все равно пробегал неприятный холодок.

Себастьян свернул налево, отворил дверь с надписью «Архив» и зашел туда, словно к себе домой. Во мне шевельнулось подозрение: слишком уж просто все выходило.

В кабинете оказалось четыре письменных стола — два незанятых, а за двумя другими сидели сотрудницы. Они оторвали взгляды от мониторов и уставились на нас. Секунды через три, не меньше, до них дошло, что мы вовсе не из больничного персонала, а неизвестные подростки, причем престранные, в джинсе, во всем черном, то есть, без сомнения, злоумышленники. Впрочем, так оно и было. При этой мысли я невольно улыбнулась.

Старшая из женщин поднялась, собираясь что-то сказать, но прямо перед ней неожиданно возник Себастьян, так быстро, что его перемещение осталось для меня незамеченным. Он вытянул руку и приложил ладонь к щеке женщины. Околдованная его взглядом, она приподняла голову, а Себастьян склонился к ее уху, губами почти касаясь его, и что-то зашептал. Веки женщины затрепетали.

Вторая женщина словно приросла к стулу и не сводила поражённого взгляда с коллеги, настолько увлеченной интимной беседой с пришедшим, будто ей не было никакого дела до окружающих. Себастьян убрал руку с лица женщины, и та снова села на стул. Ее широко открытые, невидящие глаза прозревали нечто сокровенное, доступное только ей одной.

Себастьян обернулся ко второй сотруднице. Мое

сердце колотилось от осознания того, что я стала свидетельницей чего-то тайного, для меня вовсе не предназначенного, но тем не менее я стояла как вкопанная, не в силах ни уйти, ни отвести взгляд, даже если бы этого пожелала.

Увидев, что Себастьян двинулся к ней, женщина помладше тоже вскочила со стула. Себастьян был на целую голову выше ее. С чрезвычайным спокойствием и сосредоточенностью он снова вытянул руку и провел пальцем по ее подбородку. Женщина застонала так, словно мечтала о подобном прикосновении всю свою жизнь. Он что-то пошептал и ей, и вскоре вторая женщина уже сидела, перенесшись в мир удивительных грез, как и ее коллега.

Себастьян обернулся ко мне. Мои губы невольно приоткрылись, а откуда-то из самых глубин поднялась и стала медленно и неумолимо разливаться по всему телу жаркая волна, грозя выплеснуться наружу. Мне вдруг сделалось душно в атмосфере архивного кабинета. Я закашлялась.

— Клевый фокус. Ты что же, гипнозом владеешь или как?

Он задержал на мне взгляд чуть дольше, чем следовало бы, и теплая волна вновь всколыхнулась во мне. Себастьян тем временем откатил женщину помоложе вместе со стулом от компьютера и завладел ее клавиатурой.

— Имя матери?

Я подошла к монитору.

— Елени Селкирк.

— Дата твоего рождения?

— Двадцать первое июня две тысячи девятого года.

— Родовые травмы, изъяны? Кесарево сечение или естественные роды?