Книга Мужчина в кармане [= Теплая снежинка ] - Юлия Климова

Я понимаю, Кондрашов – занятой человек.

Я понимаю – жить в левом крыле будет не он, а его родственница.

Я понимаю – это моя работа, а не его.

Я все понимаю, но… но пожелания высказать можно?

Что мы успеем за пятнадцать минут? За пятнадцать минут мы успеем дойти от двери до первого каминного зала – и только.

Кондрашов настолько равнодушен к обстановке? Или мне доверяют абсолютно? Или потом он перечеркнет воздух рукой и скажет: «Спасибо, конечно, но мне это не нравится, переделайте еще раз»? Или я тороплюсь? И хочу слишком многого сразу?

Пятнадцать минут…

Неплохо для начала.

Глава 4

Вопрос на засыпку: Как расположить к себе собеседника?

Ответ: Не скрещивайте руки, не скрещивайте ноги и улыбайтесь…

Декабрь начался мокрым снегом, косым дождем, ухающим ветром и наглым воем соседской сигнализации – все сразу и надолго. Машина юного бизнесмена из двадцать первой квартиры вообще любительница поорать (за что ей сегодня была объявлена благодарность – спасибо, я не проспала). Своего Мышонка рядом с ней я никогда не ставлю – боюсь, малыш оглохнет.

В приподнятом настроении, практически под покровом ночи (да вот, пришлось чистить зубы в этакую рань), я спешно собралась и рванула в сторону дома Кондрашова. День предстоял суетный, и в голове колосился кудрявый хаос.

Вчера я обзвонила три галереи (мои любимые) и навела справки о новых поступлениях. Некоторые вещички заинтересовали, и часам к десяти мне предстояла одна вылазка на Цветной бульвар и еще одна – на Воронцовскую улицу. В каминный зал напрашивался низкий диван с четкими углами и особенный кофейно-журнальный столик, который (по моей задумке) должен сразу оттягивать внимание на себя, и я собиралась во что бы то ни стало найти самый подходящий диван и самый подходящий столик! Еще мне предстояло закрыть предыдущий проект – трехкомнатная квартира на окраине (без последнего аккорда: «здорово получилось, обязательно обращайтесь в дальнейшем» – никак нельзя) – и заглянуть в офис, а именно в бухгалтерию. Не может жить без меня бухгалтерия. Тут уж ничего не поделаешь: пришло время частично распрощаться с бумажными долгами…

К Кондрашову я не опоздала.

– Доброе утро, Наталья, пожалуйста, проходите. – Герман выглядел все так же безупречно и, как и в прошлый раз, держал в руке блокнот. – Дмитрий Сергеевич ждет вас.

Когда мы остановились около нужной двери, до меня донесся монотонный бой часов. Бом-бом-бом… Герман что-то прошептал, кивнул и пропустил меня вперед…

В кабинете царила атмосфера, которую я бы назвала смертельной.

Если вы когда-нибудь застревали в лифте и томились полчаса приступом клаустрофобии, если вы когда-нибудь глотали тополиный пух и бесконечно терли покрасневший от аллергии нос, если вы когда-нибудь шастали по лесу и удрученно складывали в корзинку мухоморы, мысленно стряпая наваристый суп, если вы когда-нибудь, гуляя по птичьему рынку, натыкались на ряды клеток, забитых желтыми и оранжевыми канарейками, и долго стояли, глядя на эту невыносимо тесную жизнь, то вы поймете, что я имею в виду.

Часы, похожие на пенал первоклассника, наконец-то заткнулись и уставились на меня двумя полосками узких стекол.

За столом сидел Дмитрий Сергеевич Кондрашов – с последним «бом» он встал.

– Здравствуйте, прошу вас, садитесь. – Он указал на темно-коричневое кресло.

– Здравствуйте, – ответила я и, на пути к контакту между двумя цивилизациями (дизайнер и Акула), старательно и очень располагающе улыбнулась.

Герман занял место около окна и распахнул блокнот.

Мы с Кондрашовым синхронно сели и уставились друг на друга.

Его взгляд красноречиво говорил: «Я вам выделил пятнадцать минут, и будьте добры уложиться в этот промежуток времени».

Мой взгляд не менее красноречиво выдавал: «Если из-за ваших закидонов я провалю заказ… месть моя ляжет на вашу сказочную судьбу пыльной бетонной плитой – обещаю».

– Вы хотели со мной встретиться, я слушаю вас, – дал мне подзатыльник Дмитрий Сергеевич.

Ну да, ему-то со мной встречаться смысла не было. Ни одной причины, чтобы встретиться со мной… Ага, это я немножко покапризничала и поклянчила…

Наклонив голову набок, я поймала взгляд его серых глаз. Что можно сказать об этом человеке?

Справка

Дмитрий Сергеевич Кондрашов

Я бы ни за что не назвала его приятным. Какое там! Мощная шея, крепкая спортивная фигура, спрятанная под дорогим костюмом цвета маренго, темно-русые волосы, двухсантиметровыми ручейками примятые к голове, сухие глаза, в которых слишком много каменного инея Мертвого моря, совершенно неуместный греческий нос (ему бы нашлепку какую-нибудь или картофелину сорта «Белорусский ранний») и тонкие жесткие губы.

Ни одной ноты самого задрипанного обаяния.

Ни одной капли хотя бы тусклого света.

Ни одной чайной ложки остроты и непредсказуемости.

Он напоминал деревянного идола, у которого есть два основных предназначения: взирать и думать. Взирать и думать – с утра и до вечера! И все.

Единственное, что мне понравилось в Кондрашове сразу и безоговорочно, так это то, что ни одной точкой, ни одной запятой своей внешности он не напоминал мне бывшего мужа. Уж не знаю, почему я вдруг ударилась в сравнения.

Этап вежливого знакомства мы пропустили: я – дизайнер, он – Акула, и так все понятно.

– Мне бы хотелось услышать ваши пожелания по поводу перемен в левом крыле дома, – испытывая внутреннее раздражение, даже слишком холодно произнесла я. – Я не знаю ваших предпочтений в цвете, в стиле, а это неправильно. Конечный результат моей работы должен вас устроить, не так ли?

«Не так ли?» – было лишним, с этой фразой я поднялась к уровню учительницы начальных классов, отчитывающей разгильдяя-ученика. Ладно, Дмитрий Сергеевич, признаю, погорячилась.

– Я вам абсолютно доверяю.

Чертовски приятно! А не скажете ли то же самое моему боссу? Ну, чтобы потом, когда вы откажетесь платить и потребуете капитального ремонта в своих умопомрачительных апартаментах, он не рвал бы на себе волосы и не рисовал бы куском угля на моей всхлипывающей груди идеально ровные круги мишени.

– Спасибо за доверие, – выдохнула я и мысленно приняла трагическую позу умирающего лебедя. – Ваш помощник, – я повернула голову к статуе по имени Герман, – сказал, что в левом крыле будет проживать ваша родственница, может… может, мне поговорить с ней? Я бы могла учесть…

– Нет, – перебил Кондрашов. – Это вряд ли получится. Пожалуйста, не беспокойтесь, я уверен, вы не нарушите атмосферы дома и измените левое крыло в лучшую сторону. Спокойные тона, дополнительная мебель… мебель, удобная для молодой женщины и… Пожалуй, ничего больше. – Кондрашов нахмурился и сцепил руки перед собой.