Книга Маска - Дин Кунц

— Это чудовищный наговор! — притворно возмутился Пол, подхватывая игру. — В этой части Рима я готовлю самый нежный феттучине Альфредо. Нежнее атласных бедер Софии Лорен.

— Я знаю лишь то, что в последний раз это было похоже на овсяную кашу.

— По-моему, до этого ты сравнивала его с матрасом в десятидолларовом мотеле.

— Ты же знаешь, я не люблю однообразия. — Она гордо вскинула голову.

— Уж это-то я хорошо знаю.

— Так ты собираешься готовить феттучине или ты трусливо убежишь и погибнешь от молнии?

— Ты здорово пожалеешь о своих словах, — сказал он.

— Думаю, это будет легче, чем есть твой комковатый феттучине, — с улыбкой парировала Кэрол.

Он расхохотался.

— Ладно, ладно. Твоя взяла. Закрою калитку утром.

Он вернулся к плите, а она — к разделочной доске, на которой резала петрушку и лук для салата.

Пол понимал, что жена, вероятно, была права насчет пришельца. Скорее всего это именно Джаспер: или гонял кошку, или искал, не угостит ли его кто-нибудь его любимым печеньем «Орео». То, что, как ему показалось, видел он — несколько искаженное бледное лицо женщины с отблеском молнии в глазах и ртом, словно перекошенным от ярости или ненависти, — наверняка было светотеневым обманом зрения. И все-таки ему стало как-то не по себе.

После того как он посмотрел в окно, теплое чувство уюта так и не вернулось к нему.

* * *

Грейс Митовски наполнила желтую пластмассовую миску «Мяу-миксом» и поставила ее в углу возле кухонной двери.

— Кис-кис-кис.

Аристофан не откликался.

Кухня не была его излюбленным местом в доме, потому что только там ему не позволялось лазить туда, куда ему хотелось. Правда, особой страстью лазить он и не отличался. В нем отсутствовала присущая большинству котов жажда приключений, и он, как правило, оставался на полу. И все же, несмотря на то что ему вовсе не горело шастать по кухонным столам и полкам, Аристофану не хотелось слышать, чтобы кто-нибудь запретил ему это делать. Подобно большинству котов, он был противником дисциплины и презирал любые правила. Однако его прохладное отношение к кухне никогда не мешало ему наведываться туда в урочный для еды час. Он даже частенько нетерпеливо ждал возле своей миски, пока Грейс ее наполнит.

— Кис-кис-кис, — громче позвала она.

Но в ответ не последовало никакого «мяу». Аристофан не прибежал, как обычно, задрав хвост, чем обычно выражал свою готовность подкрепиться.

— Ари-Ари-Ари! Суп тебя ждет, глупенький.

Она убрала коробку с кошачьей едой и вымыла руки.

Тук, тук-тук!

Стук — за одним сильным ударом почти без паузы последовали еще два — был настолько громким и неожиданным, что Грейс вздрогнула и чуть не выронила полотенце, которым вытирала руки. Звук доносился от входной двери. Она немного подождала — шум ветра с дождем вот...

Тук, тук!

Грейс повесила полотенце на вешалку и направилась в сторону коридора.

Тук-тук-тук!

Она неуверенно подошла к входной двери и включила свет на крыльце. В двери был «глазок», через который открывался довольно широкий обзор. Она никого не увидела, крыльцо казалось пустым.

Тук!

Удар был нанесен с такой силой, что Грейс почудилось, будто дверь сорвалась с петель. Звук расщепляемого дерева заставил ее отпрыгнуть назад, так как ей показалось, разнесенная в щепки дверь вот-вот влетит в коридор. Однако дверь продолжала надежно оставаться на месте, хотя ее косяк основательно дрожал; железный засов гремел и ходил ходуном.

ТУК! ТУК! ТУК!

— Прекратите! — крикнула она. — Кто это? Кто там?

Стук прекратился, и ей показалось, что она услышала детский смех.

Она уже собралась либо звонить в полицию, либо бежать за пистолетом, который лежал у нее в тумбочке возле кровати, но, услышав этот смех, передумала. Уж с детьми-то она сможет управиться и без посторонней помощи. Она не была такой старой, дряхлой и немощной, чтобы не разобраться с кучкой шалопаев.

Грейс осторожно отодвинула занавеску на длинном узком окне возле двери. Настороженно, готовая тут же отпрянуть от окна в случае какой-либо угрозы, она посмотрела на улицу. На крыльце никого не было.

Она вновь услышала смех. Высокий, звонкий, будто девичий.

Отпустив занавеску, она вернулась к двери, отперла ее и вышла на порог.

Ночной ветер был холодным и сырым. Моросящий дождь стекал по зубчатым украшениям крыльца.

Перед домом было достаточно мест, где могли спрятаться предполагаемые шутники. За перилами крыльца шелестел от ветра кустарник, и желтый свет верхней лампочки, отпугивающий насекомых, едва освещал лишь малую часть крыльца. Вдоль дорожки, начинавшейся у подножия крыльца и ведущей на улицу, тянулась живая изгородь, казавшаяся в темноте иссиня-черной. Среди многочисленных ночных теней никого не было видно.

Грейс подождала, прислушиваясь.

Вдалеке рокотала гроза, но никакого смеха из темноты не доносилось.

— Может, это вовсе и не дети?

— А кто еще?

— По телевизору каждый день только про них и говорят. Кретины с оловянными глазами, которые убивают и душат людей ради своего развлечения. Они сейчас повсюду, эти выродки, психопаты.

— Но смеялся не взрослый человек. Это проделки детей.

— Все же мне лучше зайти в дом и запереть дверь.

— Перестань походить на испуганную старушонку, черт возьми!

Странно, если это кто-то из соседских детей решил так подшутить над ней, потому что она была в прекрасных отношениях с ними со всеми. Это, конечно, могли быть и не соседские дети. Через улицу она уже никого не знала.

Повернувшись, Грейс осмотрела внешнюю сторону входной двери. На ней не было никаких следов от раздававшихся всего несколько минут назад ударов. На дереве не осталось ни вмятин, ни выбоин; не видно было ни малейшей царапины.

Это привело ее в изумление, потому что она не сомневалась в том, что слышала характерные звуки. Чем же это дети колотили так громко, не оставляя никаких следов на двери? Мешками с горохом или еще чем-нибудь в этом роде? Нет. От подобных мешков не было бы такого жуткого грохота; удар мешка об дверь был бы громким, даже очень громким, если он нанесен с достаточной силой, но звук не был бы таким резким и жестким.

Она опять медленно обвела двор глазами. Не было заметно ни малейшего движения, кроме шевелившейся от ветра листвы.

С минуту Грейс всматривалась и прислушивалась. Она прождала бы и больше с целью показать каким-то озорникам, что она не старушонка, которую можно просто так припугнуть, но было сыро и промозгло, и она начала опасаться, как бы не простудиться.