Книга Живая душа - Владимир Максимов

Впоследствии из этой пятёрки осталось только два громких имени – Фолкнер и Хемингуэй, хотя их творческий стиль, стиль их жизни выстраивался, почти перпендикулярные прямые.

Хемингуэй – выходец Среднего Запада. Его дед в гражданскую войну между «демократическим» Севером и «консервативным», рабовладельческим Югом сражался на стороне северян.

Хемингуэй – один из немногих американских писателей, так мало живший в Америке. Начиная с восемнадцати лет он – воюет, живёт, пишет – в основном в Европе…

Фолкнер, напротив, очень редко покидает свой южный штат Миссисипи, который, по его словам, на карте Америки «размером не больше почтовой марки»…

Однако есть много такого, что роднит этих молодых людей, особенно в начале их карьеры. Оба они в 1918 году добровольцами уходят на фронт. Эрнесту Миллеру Хемингуэю в то время не было и девятнадцати. Уильям был старше на два года. На этом сходство в данной ситуации заканчивается…

Хемингуэй уезжает в Италию, к одному из мест боевых действий. Уильям, особо не рвущийся на фронт, числится в составе английских воздушных сил. Фолкнеру попросту очень нравилось щеголять в военной форме…

И вновь, уже после войны, их жизненные векторы сближаются.

Оба не получают университетского образования, считая лучшим учителем для пишущего человека жизнь. Правда, после «возвращения с фронта», как демобилизованный, Фолкнер был принят в Миссисипский университет. Однако вскоре он перестал посещать лекции. Хемингуэй же даже не пытался поступить в университет, работал после войны в Париже корреспондентом канадской газеты «Стар». Впоследствии об этом времени он напишет чудесную, на мой взгляд, одну из лучших своих книг «Праздник, который всегда с тобой»…

Чтобы наверстать упущенное, оба упорно занимаются самообразованием, называя своими литературными учителями практически одних и тех же писателей. Шекспира, Толстого, Достоевского… Считая последнего «величайшим писателем». Тем не менее их творческие векторы расходятся в разные стороны всё больше и больше…

Если в произведениях Хемингуэя есть пронзительная горечь и неожиданная простота, то у Фолкнера – это сложная композиционная связь, переплетение взаимообъединяющих линий и как итог – прянные по теме и стилю романы. Более того, Хемингуэю, чтобы написать что-то правдиво, нужно было испытать это прежде всего «на собственной шкуре». Может быть, именно поэтому он всю жизнь доказывал, что можно в некоторых, казалось бы, безвыходных ситуациях «изнасиловать судьбу», поступая вопреки её желаниям, наперекор ей. Он был ранен на войне. Постоянно рисковал на охоте и в море, при ловле «большой рыбы». Он всё время будто бы лез на рожон, испытывая в различных ситуациях крепость и несгибаемость воли. И перенося потом пережитое в свои произведения. Наделяя героев книг той же страстью и силой, которые были присущи ему.

Что касается Фолкнера, то все его персонажи «сотканы из продуктов человеческого духа». Он, как и Джойс, считал, что для того, чтобы правдиво описать футбольный матч, ему не обязательно самому в нём участвовать…

И вновь, уже в зрелые годы, писатели как будто сближаются. Например, оба они полагают, что страх – это величайший порок.

Вот как об этом в романе «По ком звонит колокол» пишет Хемингуэй, фактически размышляя словами своего героя Роберта Джордана о самоубийстве отца, доктора Кларенса Хемингуэя.

«Каждый имеет право поступать так, думал он. Но ничего хорошего в этом нет. Я понимаю это, но одобрить не могу… И никогда не забуду, как мне было гадко первое время… Он был просто трус, а это самое большое несчастье, какое может выпасть на долю человека».

А вот как о природе страха, не абстрактного, а перед неизбежностью смерти, в своей Нобелевской речи в 1949 году сказано у Фолкнера: «Трагедия нашего времени заключается в том всеобщем животном страхе, в котором мы давно пребываем и с которым даже свыклись. (По-видимому, не последнюю роль в этом можно отвести ужасающим атомным бомбардировкам американцами японских городов Хиросима и Нагасаки, когда два города в одночасье были фактически стёрты с лица земли. – В. М.) Духовные проблемы исчезли… Поэтому молодые писатели сегодня забыли о проблеме человеческой души с её внутренними противоречиями – забыли о единственной теме, достойной труда писателя и его терзаний. Писателю придётся учиться заново. Ему придётся понять, что страх – самое низменное из всех чувств и, постигнув это, навсегда забыть о страхе… И, покуда писатель не сделал этого, над его трудом тяготеет проклятие… Он пишет о победах (Это уже прямой заочный спор с Хемингуэем. – В.М.), но в них нет надежды и, что хуже всего, в них нет ни жалости, ни сострадания… И пока он не переучится, он будет писать как простой свидетель гибели человека».

Но самое удивительное, что сам Фолкнер именно так и писал, «как простой свидетель гибели человека», ибо, по его разумению: жизнь человека шумна, яростна и… ничего не значит. В этом и состоит основная философия писателя.

Несчастья людей в том, что они не в состоянии (в отличие от героев Хемингуэя) сопротивляться своей обречённости.

К тому же у Хемингуэя главный герой произведения – это Альтер эго его самого. И вот этот главный герой «свалял дурака», выстрелив рано утром 2 июля 1961 года из своего любимого охотничьего ружья себе в рот. Не оставив при этом никакой предсмертной записки…

«Мужчина не имеет права умирать в постели. Либо в бою, либо пуля в лоб», – не раз говорил он незадолго до трагической развязки. «Подарил мне Господь свободу – умереть от своей руки»…

Кто или что было «последним зверем» Хемингуэя, которого он пытался убить в себе, так и осталось загадкой, разрешить которую теперь вряд ли удастся… Может быть, это был страх – перед уже ощутимой физической немощью. А может быть, ещё более сильный страх оттого, что плохо пишется. А в уже написанных произведениях есть явные провалы. А ведь Хемингуэй не раз говорил, что «когда он не пишет, он чувствует себя абсолютно несчастным и противен самому себе». Ведь для него писательство было главным делом жизни. Именно так, не иначе, он это и воспринимал… И именно в это время его начинают преследовать депрессии, так не присущие ему, которые он пытается заглушить уже привычным способом – алкоголем. А его размышления о гениях и простых подмастерьях склоняют его в собственных глазах к последним… Ибо гений на то и гений, что он «застрахован» от неудач. Он может не закончить какую-то вещь, но провалов у него быть не может. Гений неисчерпаем, в отличие от простого художника. Именно поэтому у него нет вторичных произведений. Ведь гений – это тот, кто либо создаёт новый мир, либо переворачивает наши представления о мире старом, привычном. Как многие пытались этого достичь, но потерпели неудачу. Пикассо, например, попробовал разобрать мир на квадратики, кубики. Однако создать из своих кубиков новый мир ему не удалось…

Может быть, все эти размышления и сравнения возникали у Хемингуэя от того, что он только что закончил писать книгу «Праздник, который всегда с тобой», которой он не придавал особого значения, но в которой есть очень много и начинающих художников и писателей, которых «Хэм» встречал в Париже, живя там с первой своей женой Хэдли.