Книга Тайны Французской революции - Эжен Шаветт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Окончив чтение, Фуше, казалось, с минуту колебался, какое принять решение.
– О-го! – произнес он наконец насмешливо. – Я думаю, что на этот раз ваша игра окончена. Хотите ли вы все-таки знать продолжение?
Волнение стеснило грудь аббата так, что он не мог говорить. Он лишь кивнул.
– Ну, так вот! – сказал Фуше. – Все кончено! Государственный переворот совершился.
– А! Так Бонапарт решился? – прошептал Монтескью, бледнея.
– Он? Нет, он был слишком напуган. В сущности, совершил переворот его зять, генерал Леклерк… потому что он один сохранил здравый рассудок. Генералы же, узнав, что Бонапарт вне закона, поняли, что вместе с ним им грозит гибель, и хотели было отступить, когда Леклерк, видя отчаяние египетского героя, обратился к ним с увещаниями. Ему удалось ободрить павших духом Люсьена и других и уговорить обратиться с речью к войскам, воодушевив их рассказом о мнимой попытке убийства. Затем, взяв с собой гренадеров, Леклерк вступил в Совет и с помощью штыков разогнал Собрание Пятисот.
Аббат мужественно слушал этот рассказ, доказывавший, что весь его замысел рушился.
– Да, – прошептал он, – Бонапарт погиб бы, если б Леклерк не вздумал вступиться.
– Да, – отвечал Фуше, – в этом вы правы.
И потом, делая ударение на последнем слове, он повторил:
– Да, в этом отношении вы правы!..
– В каком же другом отношении я не прав? – живо спросил Монтескью, против воли поддаваясь надежде.
– Вы были правы, когда сказали, что «Бонапарт погиб бы». А теперь с чего вы взяли, что он спасен? Вы забываете еще кого-то, мне кажется…
– Кого же?
– Да как же! Человека, стоящего семи миллионов, который один в настоящее время может остановить полет триумфатора.
И, близко наклоняясь к аббату, министр холодно проговорил:
– Потому что, господин Монтескью, пора бы наконец решиться сказать мне: да или нет, стоит ли наш человек семи миллионов?!
Эта фраза так грубо намекала на цель сделки, что аббат, откладывавший ответ до последней минуты, собирался уже признаться, что он отчаялся получить деньги, когда с улицы раздался стук подков.
– Посмотрим, – сказал Фуше, – я хочу одержать честную победу. Это скачут с новым рапортом. Я обещал вам не заключать сделки до прочтения его.
Министр стоял у окна, и теперь, перегнувшись через подоконник, глядел на улицу.
– Этого агента я не знаю, – произнес он с удивлением.
За его спиной раздалось радостное восклицание. Аббат так же, как и Фуше, подошел к окну и тотчас узнал в слезавшем с лошади всаднике Ивона Бералека. В ту же минуту молодой человек поднял глаза к бельведеру, и Монтескью прочел в его взгляде такую уверенность, что не мог сомневаться: кавалер был вестником хороших новостей.
Это был действительно Бералек. Покинув дом Пусеты, он сумел достать себе лошадь. Почти три часа потратил Ивон на поиски аббата в Париже и наконец вспомнил рекомендацию Кожоля:
– Лучше отыскивай Фуше. Любой агент подскажет тебе дорогу. Аббат наверняка с ним.
– А! Кажется, это вас касается? – сказал министр, пока Бералек поднимался в бельведер.
– Да, гражданин министр, вы позволите мне переговорить с ним?
– Сделайте одолжение, аббат, сделайте одолжение! Может быть, этот молодой человек скажет что-нибудь о семи миллионах, – отвечал Фуше, смеясь.
– Вы не далеки от истины, – весело возразил Монтескью, которому появление Ивона мгновенно возвратило надежду и бодрость.
Бералек не мог рассказать при постороннем все подробности дела, касавшиеся Пусеты и Шарля, и потому ограничился словами, сказанными шепотом:
– Наконец-то мы узнали, где лежит сокровище. Я приехал предупредить вас об этом: Кожоль побежал выкапывать его.
– Уф!.. – вздохнул глава роялистов с видимым облегчением.
– Я скачу, чтоб присоединиться к Кожолю, – сказал Ивон, направляясь к двери.
– Нет, кавалер. Ваша помощь понадобится мне. Многие из наших бродят вокруг дома. Ступайте к ним и не удаляйтесь, чтоб окликнуться на первый мой призыв. Только дайте знать Кожолю, где он может найти меня.
Ивон удалился.
– Ну, что? – спросил Фуше, когда они остались вдвоем.
– Итак, гражданин министр! Мы можем продолжить наш разговор с того места, на котором остановились, – отвечал аббат, чувствуя прилив сильной радости, как будто гора свалилась с плеч! Так неожиданно явилось для него облегчение после долгого и мучительного страдания!
– Так решено, что наш человек стоит неоспоримо семи миллионов?
– Да, трижды да! – решено!..
– А в какую именно минуту он будет стоить этой суммы? – произнес полицейский чиновник, дороживший точностью в сделке.
– Употребляя ваше выражение, – в ту минуту, как он остановит полет триумфатора.
– И тогда?..
– Тогда, гражданин министр, дающий – сам получает.
Лицо Фуше озарилось выражением удовлетворенного корыстолюбия.
– Хорошо, – сказал он. – Узнайте же приятный сюрприз, который я готовлю генералу Бонапарту.
Бросив взгляд на площадь, по которой мчался во весь опор новый всадник, он продолжал:
– Вот, аббат, едет вестник с рапортом, но совершенно бесполезным. Могу заранее сказать его содержание, потому что события, которые должны следовать за поступком Леклерка, настолько очевидны, что не надо быть ясновидящим, чтоб отгадать их. Это, как говаривала Катерина Медичи: «Хорошо скроено, и надо приниматься за шитье». В настоящее время, когда Бонапарт сильно скомпрометирован, он должен действовать быстро, чтоб не дать врагам времени обединиться и прокричать об измене. Все его партизаны из обоих Советов, теперь – вокруг него. Он составит из них нечто вроде собрания… их будет всего-то человек тридцать… но они дерзко вообразят, что служат выражением народной воли… издадут декрет о какой-нибудь новой власти и вручат ее генералу, провозгласив его спасителем отечества.
– Власть, созданная таким образом, не может быть принята всей страной! – вскричал аббат.
– Ах! Довольно трех десятков отважных молодцев, чтоб управлять целым народом. К тому же, хотя их сегодня тридцать, завтра число их возрастет до трехсот, потому что они заполучат всех робких и нерешительных депутатов, которые обыкновенно следуют туда, куда их увлекает сила волн… Такие люди завтра же поспешат подписать все решения, принятые тридцатью зачинщиками. Сегодня вокруг генерала – небольшая компания, а завтра он будет окружен целой толпой, если…
И начальник полиции закончил свою мысль с усмешкой:
– Если с ним не приключится какое-нибудь несчастье ночью.
Гонец, которого заметил Фуше, взбежал в бельведер и подавал свой рапорт в ту минуту, когда министр излагал его возможное содержание Монтескью.